– Мы с вами сумасшедшие, Пущен. И вы, и я стоим на заметке в клинике доктора Грачена. Как вы считаете, нам есть что терять?

– Я неплохо зарабатываю, – ответил Пущен совершенно серьезно и прошипел сквозь зубы: – Такая бумага для большинства безголовых психиатров послужит доказательством того, что Врана Пущен видит закономерности там, где их нет. Им не приходит в голову, что они просто не способны увидеть и понять эти закономерности, потому что забыли геометрию, не успев окончить школу.

– И все-таки напишите эту бумагу, – улыбнулся Йера. – Это будет достойным завершением расследования смерти Югры Горена.

– Завершением? Вы хотите завершить это дело, судья? – Пущен снова взглянул на Йеру, как на глупого ребенка.

– А… вы считаете, что его надо продолжить?

– Во-первых, я еще не понял смысла двух пророчеств. Предположим, несбывшееся пророчество о нападении призраков на Славлену в 422 году я худо-бедно могу истолковать: чудотворы изобразили заслон из прожекторов и погасили солнечные камни в Славлене с единственной целью дать призракам возможность забрать у нас как можно больше энергии. И хоть пророчество не сбылось, я делаю вывод о том, что они имеют возможность договориться с призраками об отсутствии жертв.

Йера почувствовал себя неуютно…

– Скажите, а вы тоже не сомневаетесь в материальности Исподнего мира? – спросил он, запинаясь.

– Ничего подобного я не утверждал, хотя и не сомневаюсь в материальности Исподнего мира. Я вообще не сомневаюсь в материальности сущего. Я материалист, а материя – это не только вещество, но и поле. Но в данном случае совершенно все равно, материален Исподний мир или не материален – важно, что чудотворы могут управлять поведением призраков. А это ставит под сомнение основной постулат теоретического мистицизма со всеми вытекающими из него следствиями, включая опасность, исходящую от мрачунов. Но есть еще одно пророчество, которому я не вижу никакого логического объяснения.

– О том, что свод обрушит юная девушка?

– О том, что свод рухнет по воле юной девушки; это существенное отличие. А между тем Югра Горен считал это пророчество важным, потому что именно на нем заработал репутацию полного идиота и пьяницы. А еще… Знаете, все слишком логично: эти маленькие секреты чудотворов стоят очень дорого, гораздо дороже жизни какого-то Горена. Но посвящение Грады Горена в эти маленькие секреты ровным счетом ничего не могло изменить: было бы два сумасшедших Горена, а не один. Потому у меня остаются сомнения. Вряд ли из этого последуют более чудовищные выводы, нежели я уже сделал, но… Но вы не обязаны оплачивать мое любопытство, судья.

– Я положусь на вашу порядочность и ум. Продолжайте, если считаете это важным. Но бумагу все же составьте как можно подробней, к ее изучению комиссия может привлечь не только психиатров, но и знатоков точных наук.

Когда Йера уходил, Пущен окликнул его у самой двери.

– Судья, вам ясно, что следует из понятия «первый удар»?

– Ну, в общих чертах… – пожал плечами Йера.

– Из этого следует, что существует некоторый момент времени, в который прорыв границы миров не спасет Обитаемый мир. И чем дольше стоит свод, тем больше жертв и разрушений нас ждет в случае его обрушения.

Йера замер на пороге – об этом он не подумал.

– И еще. Града Горен вспомнил не все события, предшествовавшие смерти его отца. И я все еще размышляю над этим фактом.

Сомнения в собственном душевном здоровье сперва сменились нездоровой эйфорией, которая быстро уступила место чувству вины и непреходящему страху: Йера боялся внезапного обрушения свода. Его страх не имел ничего общего с фоби́ей Горена – Йера не опасался за собственную жизнь. Он боялся смерти Йоки, боялся, что тот не сможет прорвать границу миров, что чудотворы не сумеют провести эвакуацию населения (или не захотят это сделать) или что эвакуация никого не спасет… Но более всего он боялся Исподнего мира, его ненависти и мести.