В корчме, каких в Киеве не меньше сотни, за дальний столик сели двое. Один в легкой одежде степняка, смуглолицый и черноусый, каждый в нем признает берендея, при кривой сабле и в кольчужной сетке, другой повыше и пошире в кости, белокожий и с распущенными до плеч белокурыми с проседью волосами. Синие, как лед, глаза выдавали уроженца Севера. Он был в кожаных латах, из-за спины торчала рукоять исполинского двуручного меча.

– Здесь платят золотом? – спросил человек в одежде степняка.

Голос его был высоким, гортанным, с хищным орлиным клекотом. Глаза навыкате были похожи на глаза крупной злой птицы.

– А также медью, кунами и зуботычинами, – ответил северянин неспешно.

Он двигался с ленивой грацией, голос густой и мощный, словно говорил из глубокого дупла. В движениях чувствовалась мощь, хотя лицо и открытую грудь испещряли глубокие шрамы. Один буквально рассекал правое плечо, но движений, судя по всему, не сковывал.

Северянин пытливо всматривался в смуглое лицо с черными, как терн, хищными глазами. Степняк усмехнулся, показав белые, как снег, зубы:

– Ответ верен. Тогда скажи еще: какое кольцо у Слымака на мизинце?

Северянин напрягся, его ладонь потянулась через голову к рукояти страшного меча.

– У Слымака нет мизинца на левой руке. А на правой колец не носят вовсе.

Улыбка степняка стала шире.

– Тогда ты – Неистовый Ролан. Меня зовут, как тебе уже наверняка сказали, Бадри. Что будешь пить?

Северянин расслабился. Огляделся уже иначе, без опаски, оценивающе:

– А что здесь пьют? Брагу, настой мухомора?

– Издалека ты, – заметил степняк, назвавшийся Бадри. – Здесь медовуха в чести. Хмельная. А едят… Едят все. Впрочем, и пьют все.

Молчаливая женщина поставила перед ними глубокие миски с гречневой кашей и жареным мясом, бесшумно удалилась. Ели неторопливо, искоса посматривали друг на друга. Когда появились чаши с хмельным вином, тоже пили неспешно, оценивающе. Чувствовалось, что Бадри моложе, быстр в движениях, в глазах светился ум и веселье. Ролан тяжелее, с крупным телом викинга, широк в кости, нетороплив. Вокруг глаз собрались мелкие морщинки, не от возраста – такие люди до старости выглядят молодо или хотя бы моложаво, а от пристального всматривания то ли в огонь, то ли в сверкающие на солнце снежные просторы.

Наконец Ролан сказал медленно:

– Давно не случалось, чтобы вот так… Почему не передали с ветром?

– Могли перехватить чужие уши, – ответил Бадри. Черные, как смоль, брови озабоченно сдвинулись. – А дело очень серьезное… Ты знавал Слымака?

– Командора Северо-Востока? Его все знали.

– Так вот, он теперь уже точно не будет носить колец.

Ролан откинулся от стола, будто увидел на блюде змею. Синие глаза впились в лицо степняка.

– Кто его сместил?

Бадри покачал головой:

– Сместил? Да, можно сказать, что его сместили… Приехали двое диких, сместили. Мозги расплескали по всем четырем стенам. И стражу, а ты знаешь, какая у таких людей стража, тоже сместили. Перевели на работу ковриками. Чтобы ноги вытирать удобнее.

Ролан смотрел, не веря. Но лицо степняка было серьезным.

– Не может… быть! Слымак… Да сильнее его не было!

– Как видишь, есть. Или же кому-то очень повезло. Но этому «кому-то» повезло еще в Константинополе. Там сразили Барука! Не слыхал?

Ролан покачал головой. Не слыхал о Баруке, но, судя по голосу степняка, это наделало шума в тайных коридорах власти.

– А что Тайные передают нам?

– Тайные пока что решают, кому быть на самом верху. Но в одном сходятся: этих двоих надо остановить во что бы то ни стало! Они несут серьезную угрозу.

– Тайным?

Бадри сказал наставительно, голос был сухим и неприятным: