Купцы запрягали коней, готовились ехать дальше. Ведьма не исчезла, что-то колдовала над горшком подозрительного вида. Скатерть была на месте, объедки выглядывали из-под кустов, помятых и потоптанных, а на скатерке по-прежнему лежал жареный поросенок с яблоком во рту, пахло гречневой кашей.

Томас, с сожалением поглядывая на все еще полную скатерть и особенно на полные кувшины, предложил внезапно:

– Послушай, красавица, а чего бы тебе не пойти с нами?

– Эт куды? – спросила ведьма подозрительно.

– В благословенную Господом Британию. Край у нас холодный и суровый, но лишь потому, что Господь весь жар вложил в наши сердца и души.

Олег отвернулся, подумав, что столько и выпить невозможно, чтобы старая карга показалась красавицей. Сильны воины нового бога!

Ведьма с осуждением покачала головой:

– Только дурни по свету шатаются. С Оловянных островов приперся, скажи кому – не поверят. Все беды от перемен. Похмеляться будешь?

– А что за ритуал?

– Тебе понравится, – пообещала ведьма.

Томас с подозрением смотрел на огромную чашу, окованную по краю старым серебром. В чаше было хорошее красное вино, потому и принял из рук ведьмы, хоть в утреннем свете сразу увидел, что чаша сделана из человеческого черепа.

– Это из такой я и ночью отведал?

– Отведал? – не поняла ведьма. – Ты всю ночь пил! А кто эти кусты потоптал, как не ты?

Томас встревожился:

– Я?

– Да еще как лихо!

– С чего бы это?

– Показывал, как пляшут ваши нечестивые друиды, потом что-то плел про башню Давида, сарацин, Навуходоносора, геенну гадкую, сэра Горвеля по ноздри в землю, на дубы кидался, танцу асассинов купцов учил, про попугаев рассказывал, на дерево лазил…

Несчастный Томас простонал, держась за голову:

– А на дерево почто лазил?

– А про каких-то абезьянов рассказывал. Как девок крадут и в ветках непотребное творят… У меня сердце чуть не выскочило, когда ты меня на самую верхушку… Фу, стыдоба какая! У нас бабы с медведями живут, тоже поневоле, когда те их всю зиму в берлогах держат, но то ж медведи! Все одно что мужики в полной силе, да еще и волосатые… А обезьяны хуже сапожников.

Томас понуро опустил голову. Это ж сколько грехов придется замаливать, ежели бабка не врет? Да и пить из человеческого черепа – простит ли капеллан? Правда, вино хорошее…

Чаша в его руке была холодная и тяжелая. Серебро поблескивало загадочно, красная поверхность казалась темной, как смола.

– Хоть хороший человек был? – буркнул он несчастливо.

– Яростный воин, – поклялась ведьма. – Сильный и неустрашимый. Голос его был подобен рыку льва, грудь широка, как дверь, а руки с мечом не знали устали. Он многих уложил под дерновое одеяльце, прежде чем его опустили на одно колено. Но и раненый он продолжал сражаться. Когда ему отсекли ногу, он стал обрубком на пень и дрался так, что еще троих поверг бездыханными!

Томас благоговейно отхлебнул вина. Иссохшееся тело жадно приняло влагу, он ощутил, как частицы мощи неизвестного воина, вымываемые крепким вином из толстой кости, переливаются в тело, руки, ноги и сердце христианского воина Томаса Мальтона из Гисленда.

Конь призывно заржал, и Томас стал нехотя приподниматься. Олег сказал, не поворачиваясь:

– Европа все еще покрыта дремучими лесами. На конях проехать трудно… Зато местные… гм… жители обещают помогать.

– А разве тут кто живет?

– И неплохое вино пьют.

– Ну, ежели та ведьма, – проворчал Томас.

Он поднялся, страдальчески перекривился. В голове раздавался колокольный звон, хотя, как сэр Томас ни оглядывался, колокольни не зрел, но духом не устрашился, так как миражей насмотрелся еще в песках Великой Сарацинии.