Прибежала кассирша, зло хлопнула дверью.

– Ну, что? – спрашивает.

– Детей до шестнадцати не пускаем.

Очередь, в которой девять десятых составляли именно дети до шестнадцати, недовольно зароптала.

– То-то! – удовлетворенно буркнул мужик и победоносно двинул к выходу.

Я психанул и рванул к двери, чуть не сбив его с ног.

– Эй, совсем охамели! – гаркнул вражий голос мне в спину.

Не отреагировав, выскочил на улицу и быстрым шагом пошел за клуб. В груди бушевал дикий гнев, и борец за нравственность был уже мысленно мною трижды пристрелен. «Интересно, кто эта сволочь? – проносилось в голове. – Видно, начальник какого-либо отдела в звании не ниже подполковника, иначе навряд ли ему так легко пошли навстречу».

Немного запыхавшись, догнал Караваев.

– Ну, ты рванул! – воскликнул он. – А что, там действительно бабу голую показывают?

– Показывают, – вздохнул я.

– Надо просочиться. А что показывают?

– Да индианка голая плавает в озере под водой, и не видно ничего, только задница мелькает! Потом под водой же Макену целует, все в дымке, даже сисек не показала.

– Тьфу ты! – обескураженно вздохнул Сашка. – И из-за этого такой облом!?

– Вот именно. Вырезали бы этот фрагмент и дело с концом!

– Сколько там время уже?

– Без пяти. Скоро начнется.

В этот момент из-за угла вывернул Юрка и призывно замахал рукой.

– Идите сюда, быстрее!

Мы не заставили себя долго ждать и подбежали к нему.

– Там вышел начальник клуба, они посовещались и решили пускать всех, кроме дошколят и младшеклассников.

– Интересно, почему же снизошли? – на бегу интересовался я.

Внутри все ликовало.

– Без нас кассового сбора никакого, –высказал Юрка точку зрения, а потом поправился. – Это я так думаю, может, и какая другая причина.

В кинозал ворвались, когда уже начал гаснуть свет. Пока шли титры, Валерий Ободзинский исполнял песню, от ее слов и тембра голоса певца мурашки пробегали по спине:

Птицы не люди, и не понять им, что нас вдаль влечет.

Только стервятник, старый гриф стервятник,

Знает в мире, что по чем.

Видел стервятник много раз, как легко находит гибель нас,

Находит каждого в свой час.

Вновь, вновь, золото манит нас,

Вновь, вновь, золото как всегда обманет нас.

А на экране безумной красоты пейзажи: красные зубцы гор, пиками уходящие в голубое бескрайнее небо, каньоны, пески саванны и гриф, парящий над всем этим великолепием.

– Будто на Марсе снимали, – громко шепнул Сашка.

Выходили из клуба счастливые, обсуждая понравившиеся моменты. Эпизод, когда индианка Хеш-Ке плавала голышом в озере, практически отсутствовал.

– Быстро сработали, – усмехнулся Юрка. – Если бы не сыр-бор, поднятый этим придурком, никто бы ни о чем и не догадался.

– Скорее всего, все уже давно вырезано, – разочарованно сказал Санек, индейский шаман в наших играх. Видимо, ему все-таки очень хотелось посмотреть эротический фрагмент. Пусть ничего не видно, но ведь по силуэтам угадывается много, а воображение у него было богатое.

–—Кстати, а Макена чем-то на тебя похож, – сказал Мишка.

– Чем же? – удивился я. – Если только бровями немного, и то навряд ли.

Фильм в военном городке шел дня три, и за это время большинство жителей успело его посмотреть, особенно молодежь. Мы с Мишкой и Сашкой ходили два раза, в третий не пошли, решив, что хорошего должно быть в меру. И как же я был приятно удивлен, когда однажды услышал от ребят:

– Привет, Макена!

– Вы это серьезно?

– Ну да. Тебя уже многие так называют.

Так я стал Макеной. Только не как в оригинале, через удвоенные «к» и «н» – «Маккенна», а просто – «Макена». Даже и подумать не мог, что прозвище это закрепится надолго и всерьез, как родовое имя. И у отца родного будет изредка проскальзывать в обращении к собственному сыну или в разговоре о нем «Макена». В роль мне входить не пришлось, потому что я в ней уже как бы присутствовал. Только не в образе американского шерифа ирландского происхождения, а индейского воина нашего с пацанами племени шеванезов. Как потом выяснилось – на долгие годы, а, может, и на всю жизнь.