– Отпустите меня, – взмолилась я, не желая ни в чем разбираться сейчас. – Я никому не скажу о том, что вы меня похитили. Буду молчать, только отпустите.
– Ты действительно идиотка или только притворяешься? – Он в несколько шагов миновал расстояние до кровати, останавливаясь в десятке сантиметров от нее и глядя в упор на меня. – О какой свободе может быть речь? Я заплатил кучу бабла за твою жизнь, и ты должна как минимум проникнуться ко мне за это благодарностью.
Пока что я прониклась к нему только ненавистью. Он выглядел относительно молодым. Высокий брюнет, лет тридцать-тридцать пять, но ранняя седина уже тронула волосы, лицо красивое, породистое и хищный профиль. В нем сразу чувствовалась власть, деньги и вседозволенность, которую они дарили. Такие любят, когда их боятся и пресмыкаются, мне же хотелось выцарапать ему глаза, но вместо этого я всхлипнула:
– Я не понимаю, о чем вы! О какой благодарности речь? – каждое слово отдалось болью в связках.
Отвечать он не спешил, но вместо этого спросил:
– Как тебя зовут?
Подонок! Можно подумать, он не знал.
– Я ничего вам не скажу, – просипела и скривилась от спазма. Горло разрывало не простой болью, и я не просто сорвала связки. Что-то более серьезное… – Меня будут искать. Бабушка, в академии…
– Так вот, дорогая, слушай внимательно. – Подонок перебил меня и сел на краешек кровати, придвинулся так близко, что схватил за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. – Тебе крупно повезло, что когда тебя обдолбанную хотели трахнуть во все дыры, а потом расчленить богатые отморозки, ты попалась мне. Вдвойне повезло, когда отрубилась и уснула в постели со мной. Трахать спящих амеб не в моих правилах, поэтому решил оставить тебя до утра. В третий раз тебе повезло, когда за тобой пришли забрать на “утилизацию”, а я все еще был не удовлетворен. Так что будь благодарна за спасение своей прелестной шкурки и цени, что из всех зол, с которыми ты столкнулась, наименьшее – это я. Если будешь послушной девочкой, я превращу твою жизнь в рай…
Он говорил все это, а взгляд блуждал по моему застывшему лицу, потому что я была не в силах так быстро осознать и переварить все, что он сказал. Мне повезло? Он серьезно?
Попасть в лапы богатого психа?
– Ну же, скажи, что-нибудь. – Он дернул меня за подбородок в попытке вытрясти ответ.
Да легко!
– Пошел на хер! – прошипела я, не стесняясь выражений, и вывернулась из хватки пальцев. Вскочила с другой стороны кровати и, все так же кутаясь в покрывало, продолжила: – Я скорее из окна выброшусь, чем позволю тебе до себя еще хоть пальцем дотронуться.
Уголок его рта дернулся то ли в усмешке, то ли в оскале. Было видно, что моя бравада его ни капли не тронула, скорее, разозлила. Он медленно поднялся, обошел кровать, я же отступала шаг за шагом, пока не уперлась в то самое окно, из которого собиралась выброситься.
– На хер, говоришь? – переспросил он, вжимая меня бедрами в подоконник. – Это ты у меня туда сходишь, и не один раз. И еще прыгать будешь на нем, как цирковая собачка…
Я боролась с желанием плюнуть ему в лицо, останавливало только осознание, что одно дело скинуться самой, а другое, когда тебя скинут. А этот тип может…
– А вам добровольных цирковых собачек уже не хватает? – не смогла оставить я без ответа. – Просто так никто не дает, похищать стали?
– В этом доме я решаю, кто мне дает, а кто нет. – Он рывком отнял от моей груди руки, которыми я подтягивала покрывало, заставляя его опасть на пол бесформенной тряпкой. Я дернулась, чтобы сбежать, но он крепко удержал за запястья, дыша мне в лицо и прижимаясь белой рубашкой к моей обнаженной груди. – И если бы не срочные дела, развернул бы тебя раком здесь и сейчас, открыл окно, чтобы ты кричала, не стесняясь, на всю округу, и натянул бы по самые яйца. Потому что могу, потому что хочу и обязательно сделаю.