– Вера.

Американцы, когда правильно ответят на вопрос, говорят:

– Спасибо, – папе, маме, бабушке, дедушке, соседу. Так и Сильвио поблагодарил за подсказку ведущего одной из группировок умников.

И солдат спел со ступенек универмага эту песню про Теорию Относительности и про театр. И… и не вернулся назад. Точнее, вернулся, но не совсем туда, откуда прыгал в колодец. Он оказался в поезде, который уже подходил к станции.

– Нм, я опять здесь. Опять в этом городе. – Солдат вернулся в город, откуда начал свой путь. – Вернуться назад? – Но он вспомнил ребят с колами, цепями и пассатижами и решил:

– Нет, возвращаться не буду. – Он посмотрел в сумку. Золотой гребень и серебряная чашка были здесь. А вот изумрудной ложки не было. Сумку ему подарила девушка, которая раздавала листки с рекламой.

– Вы хорошо пели, – сказала она. – Вот бонус от производителя. – И протянула эту синюю сумку.

– Нет, это была не Ира, не Таня и не Галя.

При виде огней ресторана захотелось есть. Но ни в карманах, ни в сумке денег не было. Да и откуда им взяться?

– Чудес не бывает, – сказал Сильвио и постучал в дверь. Выглянул швейцар, посмотрел по сторонам и сказал:

– Солдат-то здесь, в общем-то, не бывает. Сюда ходят только офицеры.

– Надень мой пиджак, – сказал швейцар. Он завел солдата в гардероб, где у него был свой угол. – Иди, поешь. А то, я вижу, быка готов проглотить. Я, между прочим, тоже когда-то служил. – И добавил: – В заградотряде. Че, испугался? Небось, я тебя выпущу. Давай, боец, иди ужинай.

Дед не спросил, а солдат забыл, что у него нет денег. От голода обо всем забываешь.

Он сел с краю и заказал бифштекс с луком и жареной картошкой. Он хотел сказать, что картошки надо две порции:

– Если можно? – Но постеснялся.

Далее, водка не убывает, а за еду берут втридорога. Ибо: нет ложки.

– Сколько ты сказал тебе водки? – спросила официантка.

Раньше она работала на офицеров в Германии. Имеется в виду на русских офицеров. И могла сходу определить, сколько у клиента денег. Вплоть до рубля. И всегда знала, сколько и чего можно принести этому офицеру, чтобы осталось на чай. Ну, как минимум три рубля. Пять, или даже десять рублей, она брала только с тех, кто широко гулял. И, следовательно, сам хотел давать чаевые направо и налево. Вот налево она никогда не давала ходу деньгам своего клиента. Бывало, какой-нибудь старлей так разгуляется, что дает:

– На шоколадку, – проходящей мимо молоденькой официантке. Не ей, которая добросовестно на него пашет целый вечер, как дура, а посторонней бляди. Тогда она без зазрения совести добавляет ему в счет:

– Тоже шоколадку, – а ей выливает за шиворот недоеденную клиентом солянку. Но не в зале, конечно, а перед раздачей, у кассового аппарата.

– Ай! Что это?

– Суп. С меня суп, а десерт у тебя есть. – Вот такой простой диалог. Заканчивался он двумя словами:

– Сука!

– Блядь! – Или в обратном порядке.

– Сколько у него денег? – сказала Ин – так звали эту проницательную официанту – самой себе. Но та девушка, которой она недавно вылила за шиворот полтарелки супа, подумала, что Ин обращается к ней, и спросила:

– У кого?

– Что у кого?

– Ну, ты спросила:

– Сколько у него денег?

– А ты?

– Я спросила:

– У кого? Я подумала, ты меня спросила.

– Послушай, заткнись лучше, пока я тебя на хер на послала.

– Ты думаешь, я буду молчать? – И добавила: – Старая ведьма.

– Подстилка лейтенантская.

– Давай не будем ругаться, – сказала Та, – так звали эту девушку. – Ведь уже вечер. Я, например, истратила весь боевой запас утром.

– Ну, хорошо, прости, что я назвала тебя блядью.

– Ты не называла.