– Ага, – кивнула жена.

Двое крестьян остановившись, наблюдали за сценой, не понимая, что происходит. Вор стал выбираться из канавы.

– Он разбойник! – крикнула Агнес крестьянам, чтобы убедить их не вмешиваться. – Он украл нашу свинью!

Те ничего не ответили, но продолжали стоять и смотреть, что же будет дальше.

– Верни мои деньги и можешь проваливать на все четыре стороны, – снова сказал Том.

Вор выбрался из канавы и быстро, словно крыса, рванулся к Тому с ножом в руке. Агнес завизжала. Том уклонился. Нож блеснул прямо перед его глазами, и он почувствовал, как скулу пронзила боль.

Том отступил на шаг и, когда снова сверкнуло лезвие, взмахнул молотком. Разбойник отскочил. И нож, и молоток, не встретив преграды, со свистом рассекли сырой вечерний воздух.

Несколько мгновений они неподвижно стояли, глядя друг другу в глаза и тяжело дыша. Том чувствовал острую боль в щеке. Теперь он осознал, что они равные противники, ибо хотя Том и крупнее, но у вора нож, оружие более грозное, чем молоток каменщика. Холодок пробежал по спине, когда он понял, что может сейчас умереть. Внезапно он почувствовал, что не может вдохнуть.

Краем глаза он заметил какое-то внезапное движение. Вор тоже его заметил и, метнув взгляд на Агнес, быстро пригнулся, уворачиваясь от брошенного ею камня.

Действуя с быстротой человека, охваченного страхом за собственную жизнь, Том замахнулся, намереваясь обрушить молоток на опущенную голову разбойника.

Но вор снова распрямился, и удар пришелся по лбу, в том месте, где проходит линия волос. Разбойник зашатался, но не упал.

Том ударил еще.

На этот раз у него было достаточно времени, чтобы как следует приладиться, пока оглушенный вор приходил в себя. Опуская со всего маха молоток, Том подумал о Марте, вложив в удар всю свою силу, и вор упал на землю, как сломанная кукла.

Том и сам был серьезно ранен, так что облегчения он не почувствовал. Опустившись на колени рядом с вором, он стал обшаривать его одежду.

– Где кошелек? Где кошелек, черт побери!

Переворачивать обмякшее тело было трудно. Наконец Том уложил его на спину и распахнул плащ. К поясу был подвешен большой кожаный кошелек. Том его расстегнул. Внутри находился мягкий шерстяной мешочек на веревке. Том его вытащил. Он был пуст.

– Ничего нет! – воскликнул Том. – Значит, есть еще кошелек.

Он вытянул из-под бесчувственного тела плащ и тщательно его обыскал. Но потайных карманов не обнаружил. Тогда он стянул ботинки. И в них ничего не оказалось. Снял с пояса нож, отрезал подметки. Ничего.

Теряя терпение, он просунул нож за ворот шерстяной туники разбойника и одним движением распорол ее до талии в надежде найти спрятанный пояс с деньгами. Увы.

Тело вора лежало в грязи посреди дороги, раздетое, если не считать чулок. Двое крестьян таращились на Тома, словно он сошел с ума.

– У него нет денег! – сказал Том вне себя от бешенства.

– Должно быть, все спустил в кости, – с горечью произнесла Агнес.

– Надеюсь, он уже горит в аду.

Агнес опустилась на колени и приложила руку к груди разбойника.

– Ну да, он именно там. Ты его убил.

К Рождеству им нечего стало есть.

Зима пришла рано и упорно добивала их неотвратимым холодом, как стесывает долото неподатливый камень. На деревьях еще висели яблоки, когда первый снег припорошил поля. Вначале люди говорили, что это похолодание ненадолго, но они ошиблись. Крестьяне, припозднившиеся с осенней пахотой, ломали плуги в окаменевшей земле. В деревнях спешили резать свиней и солить на зиму мясо, а богатые помещики забивали скотину, потому что зимние пастбища не могли прокормить такое поголовье. Но бесконечные морозы побили траву, и среди оставшихся животных начался падеж. Когда опускались сумерки, в деревни стали наведываться волки, которые хватали тощих кур и ослабевших от голода детей.