Снова в ход пошёл яхонтовый перстень, замки щёлкнули – и Слово раскрылось. Вдруг пергаментные листы были подняты неведомой силой и стали переворачиваться сначала медленно и тяжеловесно, а потом всё быстрее и быстрее, поднимая ветер и пропадая из виду так же, как исчезают спицы в колесах, если телега катится с горы. Внезапно движение страниц прекратилось. Мякоть Книги распалась на две части, причём левая доля оказалась значительно толще правой. Все склонились над фолиантом, точно боясь прозевать появления самого Духа Святого из глубины, оттуда, где сгиб.

Лили осторожно тронула остриём ногтя страницу и, склонив по-птичьи голову набок, ощупала Семёна оценивающим взглядом. Она прикинула на глазок его умственные способности и приказала: «Читайте!». Молодец промямлил: «Не хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва… Соборное послание святого апостола Иакова. Глава двадцатая, стих два». Сёстры наблюдали за реакцией парня. Брови у того полезли вверх, потянули за собой кожу век, глаза округлились и застыли, челюсть упала. На минуту наступила полная тишина, нарушаемая лишь далёким птичьим граем. Первой оцепенение прервала Мими. Она вскочила со стула, пренебрегая правилами этикета для девушек из приличных домов.

– Мерт-ва-а-а! Мертва без дел вера-то, – повторила она дважды, широко раскинула руки и слегка присела, точно собралась танцевать «верёвочку». Под платьем обрисовались растопыренные коленки. Этот понятный каждому простолюдину жест под названием «пшик» предельно ясно донёс до Симеона смысл сказанного. Пшик – это ничего, пустота, напрасный труд.

– Включайте мыслительный процесс.

– Чего?

– Думайте.

– Это, стало быть, я зря три с лишком месяца молился, аскезу держал?

Симеон почувствовал, как его ужалила обида. Но так как от неё он лишь крепчал, то, неожиданно для сестёр воскликнул: «Как так?!» – и треснул в сердцах кулаком по мрамору стола. Послышался шлепок, точно счастливая мамочка любовно прошлась ладонью по розовым ягодицам младенчика. Фру ахнула. Мими хихикнула. Лили по-доброму улыбнулась:

– Не напрасно, Семён Филиппович, не напрасно. Но молитв недостаточно. Абсолют ждёт от вас действий.

– Чего?

– Бог ясно сказал через Слово, что молитвы не работают без конкретных поступков.

– А что же делать?

– Проявлять активность.

Мими, расхаживая туда-сюда, хлестнула Семёна по щеке словами, как барчуковыми перчатками:

– Разве у вас нет глаз? Вроде бы и голова на месте. Видели написанное в Слове? Вы что, Библии не доверяете?

Симеон почесал затылок так рьяно, что лохмы, свисающие на плечи, вздыбились и нависли над глазами. Он вспыхнул, набычился, зыркнул на Мими из зарослей волос:

– Доверяю! Только раньше я этого стиха не видел.

Голос Лили как нельзя вовремя плеснул в разговор успокоительную струйку и погасил опасную искру. Она проворковала мягко, как и положено старшей сестре:

– Что ж, так бывает. Иногда человек не видит того, что находится у него перед глазами.

Обхватив себя руками, Симеон поглядывал на сестёр недоверчиво. Всё происходящее с ним выглядело весьма неправдоподобно. Он подумал, что спит в каменной ложбинке на столпе и возблагодарил Господа за чудесный сон. Ему хотелось запомнить все детали видения, чтобы потом, после пробуждения, было о чём вспоминать: и мрачные пещеры, и чудных девушек, и стол, полный снеди, и невиданную Книгу.

А Книга жила собственной жизнью. Листы снова взвихрились и опали. И снова Лили коснулась пальцем текста. Симеон, замерев, надул губы. Вдруг он ожил, прилип глазами к фолианту, налегая грудью на стол, прочёл уже не шёпотом, а в полный голос: