Мими слушала, подперев ладонями голову. Она вздохнула, шмыгнула носом и потупилась. Лили спрыгнула с подоконника, подошла к подруге и, потискав её за плечи, промурлыкала в манере сказочника Оле-Лукойе, подытоживающего историю, в которой, как обычно, всё заканчивается очень хорошо:

– Не грусти, дружок, я сделал то, что хотел сделать – отклонился от траектории, прочерченной для меня под линеечку от самого рождения. Когда мужчине далеко за пятьдесят, то хочется немного пошалить. Кажется, мне это удалось! Жена, насколько мне известно, в конце концов возгордилась мною и теперь хранит все журнальные вырезки, где упоминается моё имя. А дети… Серёжа, у тебя есть дети?

– Нет у меня ничего. Прожил жизнь впустую. Сына не родил, дерево не посадил, даже дом построил не я. Занимался подражательством, ни в чём не достиг совершенства, никого не спас. И погиб нелепо в результате ДТП… А что написано в моём личном деле?

– Преждевременный переход в небытие вследствие проявления экзальтации, превышающей нормы допустимого порога, что привело к потере контроля над автотранспортным средством и внезапному отделению божественной субстанции от повреждённой материальной оболочки. Там ещё указан твой инвентарный номер, но я его забыл.

Лицо Мими выразило сначала недовольство, потом удивление, а потом она безудержно расхохоталась. Согнувшись в три погибели, девушка конвульсивно выдавила:

– Ока… Ока… Оказывается там… Ха-ха-ха-ха! – она направила указательный палец в потолок. – Есть свои крю… крючко… творы. Вот это да! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! – подхватила Лили.

Полный жизни смех щедро и солнечно разлился в заброшенной мрачной квартире. Голоса весело зазвенели вопреки тяжёлому, как гранит, небу, придавившему город вместе с бараносвинтусом и жителями, молча дрожащими от страха. Не умолкая, Мими подскочила к стене и клацнула выключатель под толстым слоем липкой грязи. Над столом загорелась неожиданно яркая лампочка без абажура. То, что она оказалась в рабочем состоянии, и сам факт её наличествования в патроне удивил сестёр больше, чем собственное пребывание на Земле. Это развеселило их ещё больше. Девушек совершенно безосновательно охватило прекрасное расположение духа. Отдышавшись, Мими спросила:

– А что такое наша Фру? С виду этакая гимназисточка, при виде мужчины краснеет, как девственница, а на деле… Помнишь, как она крысам головы отрывала, когда эти серые паршивцы с северного склона горы ринулись на хлебные пажити.

В памяти возник крысиный поток, хлынувший в ущелье. Серая кишащая масса на глазах росла, захватывая новые уровни. Они приближались. Они исторгали запах клоаки и шум. Этот звук, ни с чем не сравнимый, парализовал мысли. Казалось, подземные тоннели, катакомбы и пещеры в один миг разверзлись и выдавили застоявшийся, густой, пузырящийся со свистом и бульканьем гной – весь крысиный род – в отместку людям и всему живому за чувство страха и омерзения к этим тварям. Мими помнила, как у неё шерсть встала на загривке, как она хотела крикнуть: «Сёстры, беда! Крысы идут!», – но не смогла выдавить ни слова. Лишь тупое мычание вырывалось из её горла. И вдруг! Фру, сложив крылья, с высоты врезалась в гущу крысиного потока. Она в клочья разрывала зверьков, вспарывала им зубами глотки и мчала по серой живой поверхности, отыскивая главаря. И, когда он был ею схвачен, она, вся мокрая от вражеской крови, взвилась со своей добычей высоко в небо и скрылась в облаке. Без предводителя грызуны в панике разбежались, крысиный поток точно сквозь землю просочился.

Вдруг Лили напряглась и замерла, прижимая палец к губам: «Ш-ш-ш… Кажется, идёт вызов», – и принялась лихорадочно теребить кольцо.