На сцене актер, изображавший Неверность, заключил Магдалину в объятия и одарил ее затяжным сладострастным поцелуем. Это вызвало новую волну хохота, свист и улюлюканье; пуще других старались молодые парни, уже догадавшиеся, что блудницу играет мальчик.

Но Филберт Кобли, низкорослый, грузный и широкий в поясе мужчина с редеющими волосами и всклокоченной бородкой, не оценил шутку. Его лицо побагровело, он потрясал кулаками и что-то выкрикивал. Поначалу никто не обращал на него внимания, но когда актеры наконец разорвали объятия и хохот стих, люди стали оборачиваться, выясняя, кто это кричит и почему.

Граф Суизин тоже оглянулся. Его лицо сделалось сердитым. Вот теперь-то все и начнется, подумалось Ролло.

Филберт прекратил кричать, бросил что-то своему окружению и направился к двери. Семья последовала за ним. Донал поплелся за ними, но Ролло видел, что молодой писец откровенно разочарован.

Суизин поднялся со своего кресла и шагнул к протестантам.

– А ну стойте! – крикнул он громовым голосом. – Я никому не позволял уходить!

Актеры на сцене прервали исполнение и повернулись посмотреть, что творится среди зрителей. Ролло счел такую перемену ролей забавной.

Филберт остановился, обернулся и возопил в ответ графу:

– Нам не место в этой содомской обители!

После чего снова пошел к двери.

– Ах ты, гнусный протестант! – взревел Суизин, устремляясь к судовладельцу.

Сын графа Барт заступил отцу дорогу, примирительно вскинул руку и воскликнул:

– Пусть уходят, отец, они того не стоят!

Суизин одним движением отшвырнул сына в сторону и подступил вплотную к Филберту.

– Я убью тебя, клянусь святым крестом! – Граф схватил арматора за горло и принялся душить. Филберт упал на колени, Суизин наклонился следом, усиливая хватку, несмотря на искалеченную левую руку.

Тут закричали уже все. Несколько мужчин и женщин кинулись к Суизину, стали тянуть того за рукава, пытаясь оторвать от Филберта, но их сдерживало опасение причинить урон графу, пускай тот вознамерился совершить убийство. Ролло, впрочем, держался позади, ему было все равно, выживет Филберт или умрет.

Нед Уиллард первым перешел к решительным действиям. Правой рукой он обхватил Суизина за шею, просунул сгиб локтя под подбородок графа – и резко дернул вверх и назад. Суизин не устоял на ногах, попятился – и отпустил горло Филберта.

Нед всегда был таким, подумалось Ролло. Даже в школе, будучи тщедушным мальчонкой, он отличался свирепостью норова, задирал парней старше себя, и Ролло приходилось время от времени вразумлять юного Уилларда пучком березовых розог. Потом Нед повзрослел, отрастил могучие ручищи и ножищи, и, хотя он по-прежнему уступал многим в росте, старшие ребята научились уважать его кулаки.

Уиллард отпустил графа Суизина и благоразумно отступил, смешавшись с толпой. Продолжая рычать от ярости, Суизин развернулся в поисках обидчика, но не смог угадать, на кого обрушить свой гнев. Рано или поздно сообразит, подумал Ролло, но к тому времени он протрезвеет.

Филберт поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел к двери. Суизин этого не заметил.

Барт стиснул отцовскую руку.

– Давай выпьем еще вина и досмотрим пьесу, отец! – сказал он громко. – Вот-вот должно выйти Плотское Блудодеяние!

Филберт и прочие протестанты достигли двери.

Суизин долго и гневно смотрел на Барта. Похоже, граф напрочь забыл, на кого только что лютовал.

Семейство Кобли покинуло залу, большая дубовая дверь с грохотом захлопнулась.

– Продолжаем играть! – рявкнул Суизин.

Актеры поспешили продолжить представление.

Пьер Оман добывал себе средства к существованию, освобождая парижан от избытка наличности, и его ремесло не требовало особых навыков в такие дни, как этот, когда горожане праздновали.