Позавчера Эмили его удивила. Оказывается, где-то в глубине ее души живет совсем другое существо, вовсе не сухая и деловая, делающая карьеру женщина.

– Вообще-то мне надо домой, – сказал он в ответ на ее предложение остаться.

Эмили неожиданно подмигнула.

– Да-да… уже поздно… мягко говоря. Тем более завтра суд. Но мне кажется, идея неплоха.

Тедди не знал, что сказать. Переминался с ноги на ногу.

Она улыбалась.

В конце концов он сказал вот что:

– Нет-нет, мне надо домой.

Дом Сесилии на Бреннчюркогатан. Сёдермальм. Эмили позвонила заранее и рассказала, в каком состоянии ее сын, что он выразил желание, чтобы к его делу подключили Найдана «Тедди» Максумича.

Но все равно – Сесилия попросила, чтобы, когда она откроет дверь, на пороге стояла только Эмили. Тедди понимал ее осторожность – кому и понимать, как не ему… Он стоял на один пролет ниже. Сесилия его видела, но на шестиметровом расстоянии.

– Тот пусть тоже зайдет, – сказала она после секундного размышления.

Очень тонкая, держится прямо. Прерывистые, как у робота, движения.

Эмили не стала снимать обувь, и Тедди последовал ее примеру. На улице сухо и чисто.

– Я очень вам сочувствую, – сказала Эмили, пожимая ей руку. – То, что случилось, просто ужасно.

Сесилия выслушала ее с каменным лицом, но через несколько секунд опустила голову и начала тихо, почти неслышно плакать.

– Я ничего… ничего не понимаю, – повторяла она сквозь слезы.

И ни слова больше. «Ничего не понимаю»…

Эмили положила руку на ее предплечье.

– Давайте присядем где-нибудь.

Они прошли в кухню. Здесь царила клиническая чистота – в отличие от квартиры Эмили. Раковина и смеситель сверкают, будто Сесилия полирует их с утра до ночи. Деревянный стол выглядит только что ошкуренным, растения в горшках на подоконнике стоят в военном порядке, расстояние отмерено до сантиметра. Рядом аккуратной стопкой сложены какие-то брошюры. Наверное, инструкции по уходу за цветами – иначе не выглядели бы так образцово. Никаких старых пакетов, тем более хлебных крошек. Ни вилок, ни ножей, ни чашек. Тедди присмотрелся – в заливавшем кухню ярком весеннем свете он не увидел ни единой пылинки. Единственное, что придавало кухне жилой вид, – небольшой черный крест на стене над столом.

Они присели. Через несколько минут Сесилия успокоилась, вытерла глаза таким жестом, будто собиралась их вынуть и просушить салфеткой.

– Что-нибудь попить?

Эмили поблагодарила.

– Да, кофе. Если не сложно.

Тедди было очень не по себе. Он отказался.

– Значит, Беньямин сам попросил вас быть его адвокатом?

– Беньямин сказал всего несколько слов, и я думаю, вряд ли осознает, где он и что происходит. Но вы правы – он пожелал, чтобы я его защищала. Думаю… вернее, догадываюсь – потому что я раньше работала с Тедди.

Сесилия, повернувшись к ним спиной, возилась с кофеваркой. Тедди обратил внимание: тапки на ней из тех, что бесплатно выдают в отелях.

– И я обязана сказать, что прокурор Рёлен дала мне разрешение посетить вас и поговорить о состоянии Беньямина, но ни в коем случае не обсуждать ход следствия.

– И каково его состояние? – безжизненным голосом спросила Сесилия.

Эмили могла только поделиться информацией, полученной от персонала в тюремной больнице. Еще раз подчеркнула, что Беньямин спросил о Тедди. Попросил понять.

– Может быть, вы знаете, что он имел в виду?

– Откуда мне знать?

Кофеварка заворчала и забулькала. Сразу запахло кофе.

– Вы должны знать – мы боролись, – сказала Сесилия, доставая чашки из шкафчика. – И теперь вот это…

Она словно замерла – стояла спиной к ним с кофейником в руке и не двигалась. Тедди так и не понял, что она имела в виду: как она и дети восприняли самоубийство Матса? Или как пережили его похищение? А может, как они с Матсом старались спасти брак?