Но чувствовал он себя – хуже не придумаешь. Трижды бегал в сортир. Его вывернуло наизнанку, уже ничего в желудке не осталось, а лучше не стало. Он даже не открыл дверь Тедди, который зашел его поздравить.

И это не желудочный грипп, и не скажешь, что обкурился. Нет, как бы ему ни хотелось свалить все на одну из этих причин. Вчерашняя пирушка ни при чем – не так уж он много выпил. Он знал, в чем причина.

Никола Максумич, племянник Найдана. Найдан, он же Медведь, он же Тедди. Племянник Тедди Максумича – свободный человек.

Но в глубине души он знал, в чем дело.

Страх. Ему было не по себе от страха.

Вчера… что было вчера? Хамон не шутил, он и в самом деле устроил настоящий пир. Заказал столик в дорогом баре на Сальтшёгатан. Хамон, Юсуф, Белло и еще четверо.

– Выпивкой угощаю я, за еду платите сами, – сказал Хамон. – Не каждый день такое – Никола откинулся.

Интересно, откуда у него столько фантиков…

Они пытались снять телок, перемигивались с официантками, болтали со знакомыми. Сёдертелье – не мегаполис, всего-навсего большой пригород Стокгольма. За круглым столом – парни Юсуфа. А если ты в команде Юсуфа – значит, человек Исака. Аура уважения.

Стейк на дубовой доске, светлое пиво.

Хамон заказал кальвадос, помахал свернутой в ролл тушкой салаки.

– Ребятки, чарли[13] хватит на всех.

В другой руке он держал бутылку шампанского.

– «Моэт и Шандон» – мое второе имя.

Изо всех сил старался держать градус. Забрался на стул.

– Пьем стоя! Твое здоровье, Библик! Добро пожаловать домой!

Вчерашние мысли застряли в голове.

Он же ничтожество, только притворяется крутым. А на самом деле – никто.

Что с ним не так? Почему он не может, как остальные? Когда надо быть спокойным – сохранять спокойствие, когда надо взорваться – взрываться. Чтобы со стороны было видно, кто идет. Казалось бы: нет никого счастливее его в Северной Европе.

Ан нет! Дрожит как осиновый лист.

Непонятно, должен бы перерасти эти младенческие глупости – скоро двадцать. Должен бы, должен… но в глубине души Никола знал, что все так и останется. Последние годы… он делал все что положено, от друзей не отставал, повторял, что ему надоело мелочиться, просил взять его в настоящее дело…

И в то же время ему было очень страшно.

И с кем поделиться?

Он панически боялся идти на эту чертову стрелку. Суд Исака.

«Ты просто трус, Никола», – сказал он себе.

Ребята пошли зарядиться в туалет. Никола тоже нюхнул с полчаса назад, и кайф начал выветриваться.

Рядом с ним к стойке протиснулась совсем молодая девчушка и попыталась что-то заказать. Бармен сделал вид, что ее не замечает.

– Я тебе помогу, – покровительственно кивнул Никола и перегнулся через стойку. – Ты что, не слышишь, приятель? Обслужи девушку.

Бармен посмотрел на него специфическим барменским «а-ты-кто-такой» взглядом, но внезапно брови его полезли вверх, и он, как овечка, принял заказ. Никола обернулся – за его спиной стоял Юсуф.

Оказалось, девочку звали Паулина, ей всего семнадцать. Собственно, она не имеет права здесь находиться, наверняка предъявила ID кого-то из подруг. Она с приятелями уже начала праздновать. Устроили пикник в гавани. Выпили по стакану «Кикки Даниэльссон»[14].

– Это еще что такое?

– Биб.

– Какой-такой биб?

– Ты что, не знаешь, что такое биб?

– Нет.

– Bag in box. Биб. Любимый напиток Кикки.

Они посмеялись. У Паулины были яркие карие глаза.

– А это правда, что ты говоришь по-ассирийски?

Он был известен в Сёдертелье именно из-за этого. Он кивнул – не в первый раз ему задают такой вопрос.

– Я вырос с ребятами из Сирии.

– Потрясающе! Я даже польский не знаю, хотя мои предки оттуда. А еще говорят, твой дед читал тебе русских классиков, когда ты был маленький.