Когда всё было готово к трапезе, то вот здесь и начиналось самое интересное, замечательное, за что мы прощаем и любим этот своеобразный народ. Взрослые, усладив свои желудки простой кочевой едой, хорошо запив вином, брали в руки гитары и под их плачущие, страдающие звуки долго пели красивые, трогательные песни. И вдруг струны взрывались неуёмным всплеском радости жизни, выбрасывая из тьмы к пламени костра цыгана или цыганку. Табор охватывала волна буйства весёлой песни, пляски…

Несмотря на то, что родители нам не разрешали даже приближаться к цыганам («вот возьмут и увезут с собой в Молдавию или Румынию – и поминай как звали»), мы всё равно ходили в табор. Для нас это было что-то сказочное, бесшабашно вольное, весёлое, дикое. Взрослые цыгане на нас, как и на своих детей, не обращали никакого внимания. Они находились во власти тёплого летнего вечера, каких-то своих дум, пламени огня, задушевной, рвущей струны гитары песни.

– Эх, ромалэ!..

Мы, пацаны, присаживались невдалеке, наблюдая за живой театральной сценой жизни вечно кочующего, странствующего по просторам многих государств народа. К нам подходили цыганята, просили деньги. За две-три копейки они готовы были станцевать или спеть. Но иногда и нагло требовали их. Когда получали твёрдый отказ, возникала потасовка, которая быстро пресекалась взрослыми цыганами.

Ещё хорошо помню интересные, рискованные похождения, устраиваемые нами. В нескольких километрах от желез-нодорожного посёлка Еремково находился другой – Новое Еремково. Он состоял из десятка, может, чуть больше домов, располагался возле заброшенного карьера, рядом с одноимённым озером. На склонах карьера каким-то образом прижился и вырос кустарник дикого ореха – фундука. В низине находился огромный участок, огороженный деревянным забором, в котором свободно паслись колхозные лошади.

До посёлка мы добирались на велосипедах. Там у одного из живущих ребят оставляли их, а сами пешком шли в сторону карьера. Вначале наш путь лежал к колхозным лошадям. Чтобы не спугнуть мирно пасущихся животных, тихо приближались к ним, залезали на забор. Затем взятым заблаговременно лакомством подзывали лошадей. Выбрав удобный момент, когда некоторые из них, потеряв осторожность, близко подходили к нам, приманенные хлебом или сахаром, мы внезапно прыгали на их широкие спины, намертво хватались за длинную, сплетённую репейниками гриву. Под дикие мальчишечьи крики табун срывался в галоп. Лошади шли плотно, ржали, пыль летела из-под копыт. Тем, кто находился на неизвестно куда несущемся скакуне, было не просто страшно – жутко! Всем своим существом мы как могли вжимались в мускулистое тело пленённого монстра. Обычно несколько минут продолжалась дикая скачка. Затем животные постепенно успокаивались и останавливались. Редко кому из нас удавалось до конца усидеть, обычно, выбрав момент, сами спрыгивали или сле-тали на жёсткую землю. Травм серьёзных как-то удавалось избежать, а вот синяков, ушибов, царапин получали немало. Лишь однажды молодой жеребец во время прикормки, рез-ко повернувшись, лягнул меня и Саньку Смирнова задними копытами. Но, к счастью, мы успели вовремя отскочить. Я тогда остался без каблука на ботинке.

Затем мы поднимались в гору, туда, где плотными вы-сокими кустами рос фундук. Вначале объедались орехами, затем набирали их в завязанные мешком на животе рубахи и, уставшие, но довольные ещё одним прожитым днём, воз-вращались домой. По пути обсуждали, чем займёмся завтра.

Кроме игр и развлечений, в летние каникулы я не забывал и о своих домашних обязанностях. На селе, как писал выше, все с раннего возраста помогают своим родителям. Так, ежедневно в мои обязанности входило накормить кур, свинью или телёнка, которых мы летом постоянно держали, наносить из пруда в огромную алюминиевую ванну воды для поливки огорода.