Я встаю у доски и молчу. А Полинка с последней парты корчит мне рожу. Приободрить пытается? Или напугать?
– Ты учил? – строго спрашивает Тамара Максимовна.
Я молчу. Кот достает телефон и начинает снимать.
– Макар!
Я молчу.
– Ты вообще думаешь о будущем?
Конечно, думаю. Только о нем. Потому что в будущем, которое наступит минут через пятнадцать, литература наконец закончится, и мы пойдем в столовку. Я еще перед первым уроком учуял, что сегодня будут пельмени.
– Макар!
Пельмешечки, пельмешки вы мои…
Тамара Максимовна выносит приговор.
– Садись, Чудаков. Двойка.
Космос и Кот беззвучно аплодируют. Я возвращаюсь за парту и отворачиваюсь к окну. Какая мне разница, что они все обо мне думают? Даже К. Я-то знаю, что я не дурак. И стихотворение я на самом деле выучил. Там же двенадцать строчек, надо совсем дебилом быть, чтоб не запомнить! Просто Тамара Максимовна так на меня смотрела там у доски… Обреченно. Как будто ничего толкового во мне нет и быть не может.
И я нарочно… я из упрямства промолчал!
Ну и чтобы вы не сомневались, что я правду говорю… Вот:
Листья в поле пожелтели,
И кружатся и летят;
Лишь в бору поникши ели
Зелень мрачную хранят.
Под нависшею скалою
Уж не любит, меж цветов,
Пахарь отдыхать порою
От полуденных трудов.
Зверь отважный поневоле
Скрыться где-нибудь спешит.
Ночью месяц тускл и поле
Сквозь туман лишь серебрит.
Это, кстати, Лермонтов.
М.Ю.
* * *
Сейчас будет шок-контент. Кот – на самом деле не Кот!
Просто фамилия у него такая – Котовский. И здесь самое смешное, что я понятия не имею, как его на самом деле зовут. Он к нам в начале этого года перевелся и даже несколько дней со мной за одной партой сидел. Я прослушал, когда Тамара Максимовна его представляла, а потом стыдно было переспросить. Как вы вообще себе это представляете? Делим мы столбиком или там про инфузорию туфельку слушаем, и я ни с того, ни с сего вдруг брякаю: «Кстати, как уж там тебя зовут?»
Ну, бред же.
Сначала я пытался как-то разузнать, но учителя его всегда по фамилии зовут – Котовский то, Котовский се… Остальные только Котом и называют, так что, может, тоже не в курсе, как его на самом деле зовут.
А вот Космос и правда Космос.
Честно.
Не знаю, чем родители думали, когда его так называли. Хотя, может, догадывались, каким он вырастет огромным. Прямо необъятным! Если в школе появляется новый охранник, Космоса даже на уроки не пускают. Не верят, что он в восьмом классе, потому что в нем роста метра два! И волосы уже на лице растут. И подмышками, и на животе, и на спине… Я мельком видел, когда мы на физре переодевались. Космос не любит, когда на него пялятся. Прямо бешеный становится! Так что все смотрят, конечно, но тайком.
А еще мы с Космосом в детском саду были лучшими друзьями. Правда. У нас даже раскладушки в сончас всегда рядом стояли. И мы вместо того, чтобы спать, делали друг другу массаж: сначала он вытягивал руку и я ее щипал, а затем наоборот. Ну, типа, рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый… Вся фишка была в том, что один должен как можно сильнее щипать, когда там курочка зерно клюет или слон идет. А другой – терпеть и не плакать.
Понятия не имею, зачем мы вообще это делали. Ходили потом все в синяках. Мама меня даже к врачу водила, думала, может, это болезнь какая-то. А Космос и правда больной – у него астма, так что он всегда на шнурке на шее мешочек с ингалятором носил, как другие дети ключ носят.
Когда перед первым классом родители Космоса решили в Москву переехать, мы так рыдали, что чуть не захлебнулись. Поклялись, что всегда будем лучшими друзьями, и я специально ни с кем в школе не дружил, потому что это было бы предательство (Полинка, ясно дело, не в счет). Но в итоге что-то там не срослось у родителей Космоса, и они вернулись. Через семь лет! И Космос попал в наш класс!