Он остановился и впервые за многие часы вспомнил свое боевое имя. Вспомнил ночные драки. Кольца света и кольца из автомобилей. Вспомнил боль выбитых пальцев и рассеченных губ. Вспомнил слова своего первого учителя – отца: «Никогда не применяй своей силы против человека, которого ты не знаешь. Сила в голове, а не в кулаке или ноге. Не дерись за деньги – это не лучший способ заработать деньги, хотя для тебя, возможно, самый легкий, ты не…» И многое другое. Вспомнил о том, что рядом с ним та, которую он Любит, и понял, что ему плевать на бои, и что он хочет счастья для нее.

– Боя не будет! – крикнул он. – Я больше не дерусь.

И это были первые слова, произнесенные при ней.

Темнота смеялась, смеялось эхо домов, смеялось звездное небо, лишь только троллейбусные провода упорно молчали, и фонарям было все до фонаря.

Потом из темноты вынырнули двое и стали медленно подходить, крутя цепями в своих могучих руках.

Он стоял и не защищался, когда его настиг первый удар. Он даже не вздрогнул, но второй удар чуть задел по платью его девушки – и куда что подевалось? Куда исчезли эти молодчики? Куда делись цепи? До сих пор загадка для темной ночи и вечных звезд…

– Ты будешь пить чай? Эй, ты меня слышишь? – сквозь железобетон воспоминаний рвалась бабушка.

Только теперь он заметил, что лежит на диване в дедовом халате, а часы сдвинули свою большую стрелку ровно на круг.

– А я смотрю, лежишь, вроде думаешь о чем-то, и не думала, что спишь. Ну, так ты чай пить будешь? Я варенье твое любимое достала…

– Да, спасибо, баб. Я сейчас, только умоюсь.

Он зашел в ванную, включил кран, ополоснул лицо холодной водой, но сон не проходил, а усталость наваливалась и уже казалась непреодолимой…

…Она заговорила после этой ночи. Сначала несмело, а потом все лучше и лучше. Но через неделю она вдруг опять замолчала. И вот письмо: «…мне стыдно, я не знаю, что мне делать. Такое ощущение, что комната кричит мне: „Ты спишь с ним!!!“ Каждая стена кричит на свой лад. А порой мне кажется, что твои глаза выколоты, и они глядят на меня со стен. Наверное, я схожу с ума…» И еще многое такое же, как открытая рана, посыпанная солью. Кто-то сказал, и теперь все. Ком, летящий с вершины гор, вызывает камнепад. И судя по письму, она теперь в гробнице этого камнепада.

Он пришел к ней, готовый биться за нее, за Мир, который она создала силой глаз.

– Люди завидуют счастливым и красивым. А мы именно такие, у нас больше счастья и удача – наша сестра. Нам легче, потому что мы от Создания Мира – одно. Любовь связала нас. Любовь лишь сможет разорвать это единое. Ты веришь мне? – так говорил он, говорил второй раз при ней, говорил, чтобы спасти Мир.

– Нет. Я не хочу так дальше. Ты жил до меня своей жизнью, живи и теперь. Но почему? Почему? Почему нельзя быть счастливой?

– Потому, что нужно хотя бы хотеть этого, – сказал он и ушел. Ушел в открытую дверь балкона… балкона первого этажа. Ушел в свет и солнце, оставив погибающий Мир в комнате, оклеенной голубыми, как это небо, обоями с желтыми, как это солнце, цветами…

…Он стряхнул с себя оцепенение и, утершись махровым полотенцем, прошлепал голыми ногами в кухню.

Переезд. Железнодорожный переезд после дождя. Ночью и днем блестят шпалы неизменным цветом стали. Только лишь старые заброшенные ветки изменили этому правилу. Вернее, для них Время изменило правила. Старые вагоны тоже изменились: полиняла краска, проржавели пружины, и колеса намертво срослись с рельсами. Им уже ничего не нужно и никто не нужен. Они сами по себе. Они хозяева своих метров земли, шпал и рельсов…