- Мне нужно выйти, - Мэт уже порывается встать, но я ошалело торможу его за плечо.

- Ты нормальный? Сиди на месте. Все сделаешь, когда закончим.

В этот момент я не понял эмоцию, которая завладела глазами друга. Но все стало на свои места буквально через каких-то, твою мать, пятнадцать минут.

Выступал один из финансистов "ТАТС", когда я услышал, как приоткрывается дверь. Не оборачиваясь, на автомате ответил на заданный мне вопрос. Не придал значение застывшему страху в глазах Харрингтона. И только какой-то тяжёлый, тянущий вниз душу грохот заставил меня обернуться.

Сейчас я бы, наверное, смог сказать, что одновременно столь счастливый и столь ужасный момент ощущать нельзя. Если бы мог говорить. Если бы вообще что-либо смог, потому что внутри меня развернулась химическая атака.

Ядовитый газ мучительно медленно распространяется по нутру, в агонии заворачивая всё то, на что попадает. Мечусь взглядом по изможденному лицу вошедшей девушки и не узнаю. Не внешне... Хоть и изменилась, но все та же. Моя. То, что я чувствую, глядя на нее - не узнаю.

Боль. Тонны боли. Миллион осколков от счастливых воспоминаний впиваются в кожу, безжалостно рассекая плоть. Калейдоскопом побежало всё то счастье, что испытал с ней. А я все смотрю. Смотрю и не могу оторваться: от паники, читаемой в родных глазах, от страха, сковавшего красивое лицо.

Вот она шумно и тяжело выдыхает, а зрачки медленно закатываются за веко. И тут меня прошибает. Бросает в такую тряску, что тут же по́том заливает. Все рефлексы отключаются, кроме одного. Как я оказался сидящим рядом с дверью - одному Богу известно. И, когда женские колени подкашиваются, словно ей поставили подножку, не думая ни о чем бросаюсь вперёд. Ловлю хрупкое женское тело ладонями и меня уничтожает.

Боже... Крошечная... Ещё меньше, чем была тогда. С проступающими под кожей костями повисла на моих руках, а я не могу дышать. Штормит так, что впору захлебнуться без попытки на спасение. Пытаюсь сделать серию вдохов, но не могу. Воздух застревает где-то в глотке, не давая кислороду поступить к лихорадочно колотящемуся сердцу.

Не продохнуть. Страшный гул в висках. Чувствую, как начинает щипать слизистую соленая влага. Ментально ощущаю на себе множество глаз, но даже образовавшаяся оглушительная тишина не способна заставить меня оторваться.

Убираю темные пряди с впалой щеки. Втягиваю носом запах. Убиваю себя, когда трогаю хрупкое тело. Пальцы трясутся и не слушаются, но просто не могу остановиться, пока крупная ладонь не легла мне на плечо.

- Отнеси ее ко мне в кабинет, - тихий шепот вырывает меня из образовавшегося морока, - я позову врача.

Врач. Одно единственное слово рассеяло заполонивший голову и сердце туман, заставив обратить внимание на цвет кожи и губ девушки. Ее едва уловимое дыхание, холод кистей - мой испуг.

Быстро извиняюсь перед присутствующими и, прижимая девушку к себе так крепко, насколько позволяют трясущиеся в треморе руки, торопливым шагом покидаю помещение.

Все время до кабинета Мэта не свожу с нее взгляда. Буквально пожираю, цепляясь за все факты изменившегося лица и фигуры. Мне больно. Больно от всего, что вижу: от ее усталости, от ее худобы, от ее припухших глаз. Вся ненависть к себе, что была запрятана от людей за последние несколько недель, снова предательскими червями полезла наружу.

Оказываюсь в помещении и просто сижу. Раскачиваюсь на кресле с Дианой на руках и молюсь. Неумело, криво и скомкано. Но просто прошу. За что и как даже сам не понимаю. Делаю то, что просит разорванное сердце.

Громко открывается дверь, впуская внутрь молодую девушку-медика и самого владельца кабинета.