– Ты пожалеешь, но не сразу, – довольно ответил Крис, и тот рассмеялся:

– Кажется, я уже жалею.

Тан – сокращение от Тануки, мифического оборотня – в прошлые годы охранял самых влиятельных людей страны, а сейчас сам ездил с охраной. Раньше он расхаживал по городу в японских шмотках, а на бои заявлялся с катаной, хорошо заточенной саблей, хотя родился в Шотландии и от горца в нем было больше, чем от самурая. Теперь же он сидел напротив в льняном костюме и больше не пугал прохожих эпатажным видом. Тан туго стягивал черные волосы в короткий хвост и приправлял темный взгляд оттенком тщеславия. Впрочем, свой клуб «Тануки» – этот самый, где они находились, – все равно обустроил в японском стиле, с элементами стим-панка: работники ходили в накладных роботодеталях. Крис не любил ночные заведения, но отдавал должное этому месту. Помещение было нестандартным. Столы – бесконечно длинные барные стойки из красного дерева – расходились лучами закатного солнца от полукруглой сцены, чтобы танцоры могли свободно передвигаться.

– От Пабло Росси слышно что-нибудь? – спросил Тан, и Крис неопределенно кивнул:

– Думаю, через пару недель он назначит встречу.

– Хорошо. Будем ждать.

Время было раннее, для посетителей клуб еще не открылся. Удобный момент для серьезного разговора. И Крис честно пытался сосредоточиться на делах. Честно. Пытался. А сам поглядывал на часы каждые пять минут, и в голове жужжало назойливое: Майлзззззз.

Майлз. МАЙЛЗ.

…ЗЗззЗЗ…

– Крис, ты в порядке? – раздался насмешливый голос.

– Да. В порядке. В полном, – он растер лицо ладонями. – Я в полном порядке, если не учитывать нюансы.

– И насколько опасны эти нюансы?

– Без понятия. Недостаточно данных для вывода, – признался он. И снова посмотрел на часы.

– И-и-и… опубликовать.

Первый снимок подмигнул и улетел в бескрайние просторы интернета. Уитни выключила звук в смартфоне и отложила в сторону, чтобы волна реакции не затопила. Родителям она заранее позвонила, предупредила об авантюре, в которой участвует. Мама, конечно, не пришла в восторг, но и кричать не стала, в итоге согласившись подыграть до конца лета. Папа просто промолчал в трубку. Он всегда так делал, когда матерился про себя. Красноречивее некуда.

Чтобы не лезть в смартфон, Уитни принялась наводить порядок в гостиной-спальне. Протерла большое английское окно, из которого открывался вид на проулок, тронула влажной салфеткой рабочий стол, и старый выбеленный камин в центре стены, отделявшей спальню от кухни, затем взбила подушку и бросила обратно на мягкое кресло.

В другом углу комнаты ютилась кровать с витиеватым металлическим изголовьем, подпиравшая подоконник; окошко с видом на сад обычно было приоткрыто: Уитни любила свежесть в доме. А еще она любила сидеть в кресле темными вечерами и вязать друзьям длинные мешковатые кардиганы из мягкой шерсти. До осени еще было далеко, но нервы успокоить нужно было прямо сейчас, поэтому она уселась в кресло, взяла спицы, фиолетовые нитки и принялась за рукав.

…А главное, кто его просил так смотреть?! этого Паркера. Надо же, как он умело притворялся воспитанным человеком столько лет! Строил из себя чопорного лорда, а как дошло до дела, оказался обычным бабником. Чуть не съел.

Уитни недовольно вздохнула. Всего день общения, совместный вечер впереди, а она уже готова была отказаться от договора. Потому что Паркер – сумасшедший. Впрочем, вкус у него хороший. Кто бы мог подумать: фисташковое мороженое! Девятнадцать лет прожила в предубеждении и дальше жила бы, если бы не Принц Фаберже.

Его холодный глубокий голос, бездонные карие глаза, морщинка полумесяцем в уголке рта от извечной снисходительной усмешки – почему все это вдруг стало привлекательным для нее? Холеные руки с перстнем-печаткой оказались отнюдь не ледяными, а грубая молчаливая прямолинейность и вовсе подбила под ноги.