Пять лет в Ленинграде, лучшие годы моей жизни. С прапорщиком было, конечно, безумно скучно, но родился сын, Гриша был вполне домовитый человек, взял на себя многие домашние заботы, так что у меня были все возможности заниматься ребёнком и наслаждаться жизнью в той мере, которая позволяла скромная зарплата прапорщика. Муженьку я время от времени наставляла рожки, но осторожно, без пафоса и истерик. Я уже стала мечтать о собственной небольшой квартирке, которую сделаю уютным семейным гнездышком. И тут бац – приехали, переводят в Елец.
– Ещё повезло, – сказал муж. – Могли и под следствие отдать. Собирай вещи, мне дали три дня на переезд.
Как я поняла, прапорщик проворовался на своем складе. Рука руку моет, его и отправили с глаз долой в Елец. Елец, конечно, не Сортавала, город, музей есть, театр, магазины современные, но всё равно тоска смертная. Если раньше я относилась к прапорщику равнодушно, то теперь возненавидела его. В Ельце я принялась блядовать, не стесняясь.
Начальник штаба полка организовал небольшой гарем из жен подчинённых. Для своих нужд и удовлетворения похоти приезжающего начальства. В этом гареме я играла не последнюю скрипку.
Был тёплый летний вечер, в кабинете начальника штаба я прыгаю попой на хуе командира, а его зам, толстый майор башкир, даёт мне в рот.
«Заплатить надо», – услышала я голос мужа. Муж стоит в дверях и фотографирует на телефон.
«Чего надо, уёбище!» – пьяный начальник штаба сбрасывает меня на пол. – Пошёл вон отсюда!».
«Если мою жену ебёте, то платите деньги, – завизжал муж. – А то доложу куда следует».
«Я тебе доложу, тварь!» – толстый майор хватает прапорщика за горло и начинает душить. Они катаются по полу рядом со мной, я хочу убежать и слышу выстрел.
«Ты застрелил его, – кричит майор. – Ты ебанулся!»
Г л а в а 6
Я лежу на спине с открытыми глазами. Люся спит рядом. «Я крутой! – думаю я. – Вот это я понимаю, взрослая жизнь, оттрахал училку во все щеля!»
Я тихонько поднимаюсь с дивана и прохожу на кухню. В окно светит яркое утреннее солнце. «Красиво жить не запретишь!» – я достаю сигарету из отцовской пачки. Сначала я закашливаюсь, но вкус табака быстро начинает мне нравится. Я достаю из холодильника початую бутылку водки, наливаю в чашку и, зажмурившись, выпиваю залпом. «Хорошо!» – я затягиваюсь сигаретой.
«Юрочка, ты где?» – слышу я голос Люси.
Я возвращаюсь в комнату, мой петушок в приподнятом состоянии.
– Скажите мне, пожалуйста, Людмила Александровна, – я ложусь с ней рядом. – Что порядочные учительницы делают по утрам?
– Подают кофе в постель?
– Кофе это потом. А сначала минет.
– Это непорядочные учительницы делают минет, – вздыхает она и целует мой член. – Но так хочется…
– Позвони мне в субботу, – говорит Люся перед уходом. – Я приеду. Или ты приезжай ко мне.
– Ладно, – я шлепаю её по попке. – Я позвоню…
Г л а в а 7
Я потираю щеку: «Ваши методы не изменились».
Он ржет: «С хуя бы им измениться!»
Я сижу за столом, напротив следователь Буйтенко, лампа светит мне в глаза, на запястьях наручники. Очень болит скула.
«Ну и что будем делать с тобой, пизда мочёная», – Буйтенко дышит на меня перегаром.
«Я не виновата, – кричу я. – Это начальник штаба выстрелил в мужа. Меня просто ебли и всё».
– А вот у меня другие данные, – лыбится Буйтенко. – Ты пришла на личный приём к начальнику штаба, закатила скандал, выхватила из кобуры полковника, которая по халатности, подчеркну, по халатности не была застегнута, пистолет в тот момент, когда начальник штаба пытался тебя успокоить и застрелила мужа. И отпечатки пальцев на рукоятке имеются, и свидетели. Как ты понимаешь, поверят полковнику Советской Армии, а не подзаборной прошмандовке. Так что тебе либо пятнашка, либо такой же срок в психбольнице, на усмотрение суда.