– Извини! – Глен примерз к порогу, ключ в руке, глаза вытаращены. – Думал, ты на работе.

– Что ты уставился на меня?

– Извини. – Он сморгнул, отвел взгляд, потом и вовсе спиной повернулся. – Мне уйти?

– Поздновато спохватился! – рявкнула она и направилась к платяному шкафу.

– Опять завелась, – буркнул Глен, моментально забыв о вежливости. Дверь захлопнулась, по пятам за Китти он тоже вошел в спальню.

– Я не одета.

– Знаешь, Китти, я все это видел, и меня это нисколько не возбуждает. – Не глядя на нее, он принялся рыться в ящиках с ее бельем.

– Что ты ищешь?

– Не твое дело!

– Как не мое? Это моя квартира.

– Я заплатил половину аренды за этот месяц, так что юридически она пока еще также и моя.

– Лучше скажи, что ищешь, и я помогу, – предложила Китти, глядя, как он копается в вещах. – Я бы предпочла, чтобы ты не ворошил мои трусики.

Он извлек свои часы со дна ее бельевого ящика и тут же нацепил их на запястье.

– Давно они тут лежат?

– Всегда тут лежали.

– А!

Чего еще она знать о нем не знала? Вот о чем думали в этот момент они оба: как многого они не знали друг о друге. Они помолчали с минуту, потом Глен вновь закружил по комнате, спасибо, уже не столь агрессивно, собирая в черный мешок для мусора ботинки, диски, еще какую-то ерунду, которую забыл при переезде. Смотреть на это у Китти не было сил, она вернулась за кухонный стол.

– Спасибо, что предупредил о своих намерениях, – не удержалась она, когда Глен перешел в кухню. Господи боже, этот тип и кухонные перчатки с собой прихватил – кухонные перчатки! – Очень любезно с твоей стороны.

– Ты знала, что я вот-вот съеду.

– Откуда мне было знать?

– Сколько мы с тобой ссорились, Китти? Сколько раз я пытался объяснить тебе, как я к этому отношусь? Тебе мало этих ссор, хотелось еще?

– Нет, конечно.

– Вот видишь!

– Но я надеялась, что все обернется иначе.

Он словно бы удивился:

– Мне казалось, у нас все плохо, Китти. Ты говорила, что тебе плохо.

– У меня был плохой период. Я не думала, что… впрочем, теперь это не имеет никакого значения, верно? – Негодуя на себя, она услышала в последнем, вопросительном слове надежду. Вдруг Глен скажет, что имеет значение, еще как имеет, еще не поздно все исправить… Но вместо этих слов повисло долгое молчание.

– Почему ты не на работе?

– Сегодня я работаю дома.

– Тебя и из журнала уволили? – недоверчиво спросил он.

– Нет! – резко ответила Китти. Хватит с нее подозрительных вопросов, предоставьте ей самой сомневаться в себе, другим она этого не позволит. – Никто меня не увольнял. Тебя это, может быть, удивит, но некоторые люди по-прежнему верят в меня. – Что было не совсем правдой, учитывая, как обходился с ней Пит.

Глен вздохнул и направился к двери, закинув мешок для мусора на плечо. Китти уткнулась в телефонный справочник, взгляд скакал с фамилии на фамилию, сосредоточиться при Глене не получалось.

– Мне очень жаль Констанс.

Чувства нахлынули, Китти не сумела вымолвить ни слова.

– Я присутствовал на похоронах – может, ты не заметила.

– Салли сказала мне. – Китти вытерла слезы, сердясь на себя: сколько можно реветь.

– Ты справишься?

Она закрыла руками лицо. Невыносимо: он мнется в дверях, когда она плачет, – раньше бы Глен поспешил утешить ее. Она плакала о том, что было у них раньше, она оплакивала Констанс, она горевала обо всем, что обрушилось на нее в эти месяцы.

– Уходи! – еле выговорила она.

И дверь захлопнулась.

Утерев глаза, Китти вновь принялась за дело. Первое имя в списке. Сара Макгоуэн. Открыла справочник на странице с Макгоуэнами. Больше ста человек, восемьдесят супружеских пар, двадцать С. Макгоуэн, восемь Сар, – значит, если это окажутся не те Сары и на букву «С» тоже не те, обзвонив этих двадцать восемь Макгоуэнов, придется взяться за супругов.