А потом Яцек подарил их мне на день рождения. Случилось это не сразу. На первый день рождения после нашей свадьбы он мне подарил зубную щётку. Электрическую, конечно, чтобы вы ничего такого не подумали. Мама спросила меня: «А что он тебе подарил на день рождения?» А я ей ответила: «Зубную щётку».

На второй мой день рождения после нашей свадьбы Яцек подарил мне домашние тапочки «Биркеншток». Мама меня снова спросила: «А что он тебе подарил на день рождения?» А я ей ответила: «Домашние тапочки». На следующий раз я запретила ей спрашивать. И отвечать тоже перестала. А зачем мне дополнительные проблемы? Ведь реальность жизни в другой стране не объяснишь. Сказала: молчи и не спрашивай. Не вмешивайся не в свои дела. Ты всё равно ничего не понимаешь. Как там у нас в Германии.

Я теперь на все остальные домашние тапки смотрю свысока и только в сравнении с «Биркеншток». У меня даже развился снобизм «Биркенштока». Ещё лучше – расизм «Биркенштока», как у высокородной английской аристократии. Все эти тряпичные с прэлестным шерстезаменителем, или скромные, но с начёсом, или блёстками посередине, типа звёздная пыль, в клеточку или полосочку в стиле «как я соскучилась по бабушке в Шотландии», а то и облепленные цветущими розами со всех сторон, как навозными мухами, – поносишь пару недель, стелька залоснится, местами скукожится, свернётся в катышки, как вывалившийся геморрой, так что при одном виде становится как-то не по себе. Или резиновые какие-нибудь, которые с каждым шагом хрустят, как свежий непрополотый снег. Всё это не для меня. Я теперь фанат «Биркенштока». О-ле-е-е, о-ле, о-ле, о-ла-а-а.

Хотя принципы у меня тоже есть. В отличие от махровых немцев, которые любят носить «Биркеншток» не только дома, но и на улице, особенно обожают пройтись в них по Парыжу и сфотографироваться на фоне Эйфелевой башни, до такой степени безумия я ещё не дошла. Париж я люблю. И Париж любит меня. Я дорожу теми, кто меня любит. И стараюсь лишний раз их не разочаровывать. Поэтому в Париж надеваю только розовые угги. А «Биркенштоки» как верная собака в это время сидят и ждут меня дома.

Они знают, что никуда я от них не денусь. Я обязательно вернусь. Ведь я их люблю, мои домашние тапочки «Биркеншток». И очень надеюсь, что это взаимно.

Я всегда испытывала восхищение перед людьми, которые знают обо мне больше, чем я сама. Да что там восхищение – священный ужас!

Есть у меня, например, один коллега с итальянской фамилией и приставкой «фон», назовём его господин фон Итальяно. По профессии фон Итальяно учитель. По призванию – спортсмен. У него, как у всех учителей, есть тайная страсть – спортивный бег, которой он отдаётся всей душой и телом в свободное от школы время.

А времени у него этого свободного, как ещё сказал Герхард Шрёдер обо всех учителях четверть века назад в бытность свою канцлером Германии, до фига. Он любит доводить себя до границ физической выносливости, участвует и сам организовывает многодневные марафоны и очень гордится тем, что у него на теле нет ни одного грамма жира. От всех остальных немецких коллег он отличается какой-то спонтанностью, особенной, несвойственной немцам прямотой и естественной готовностью в любой момент танцевать брачные танцы куропаток.

– Вот, посмотри, – говорил он мне, делая такое движение, как будто собирался содрать с себя всю одежду. – У меня нет ни грамма жира. Kein Gramm Fett. Смотри!

Мой муж почему-то посчитал это признание неприличным. И с тех пор так и стал называть коллегу: Herr kein Gramm Fett, господин Ниодногограммажира.