Степан выматерился:

– …твою мать. Выходит, будто я в мороз оставил тебя посреди трассы и на попутке укатил. Я тоже показания дам. Давай вмажем за это! Хотя, если правду сказать, я думал забыть про это. Совсем из памяти вычеркнуть. Но если…

– Так я тебе и говорю, забудь, – сказал Егорыч, – а ты…

– Хорош меня за щенка держать! – внезапно обиделся Степан. – Значит, ты мужик и за обиду своей жены готов с этими крутыми в войну поиграть, а я так, только для постели и годен? Ну, еще деньги приношу. Я своих отправлю к сестре. Пусть там переждут. Если тещу прихватят, так я им сам пузырек поставлю. Караул, а не теща, хуже инспектора на дороге. Так что давай отправим своих и поедем показания давать. Мужик этот в тюрьме, а там, наверное, ой как невесело.

– Ты подумай хорошенько, – предупредил Егорыч, – прежде чем начинать. Лично я решил. Но мне одному легче будет. А эти гниды, чувствуется, серьезные сволочи. Или работают на очень серьезного дядю. Так что, Степан, думай, прежде чем начинать. У нас с тобой и годы, и судьбы разные. Если бы я жил как ты, ровно и спокойно, наверняка сделал бы так, как ты предложил. Но сейчас не то чтобы не могу, а просто не хочу. А ты, – повторил он, – подумай. Лучше будет, если ты скажешь, что написал все с моих слов, а сам ничего не видел. Не торопись, – увидев, что напарник хочет что-то сказать, проговорил он. – Завтра на свежую голову все скажешь. Наливай, – подвинул он свою рюмку.

– Я уже решил, – наливая, кивнул Степан. – Вообще…

– Давай на сегодня прекратим, – перебил его Егорыч. – А завтра…

– Ты, Андрей Егорович, классный мужик, – кивнул Степан. – И знаешь, чего стоишь. Ты правильно решил. И ничего они не сделают. Наверное, только баб пугать и умеют.

– Не скажи, – не согласился Егорыч. – На трассе они и нас припугнули. Если бы подловили нас где-нибудь и популярно объяснили, что, мол, мужики, знайте свое место, а то и вам, и близким вашим хреново станет, я бы и забыл все. Но когда они, сволочи, моей жене щеку режут и думают, что я молчать буду, черта с два! – Он громыхнул кулаком по столу. – В милицию я, конечно, не пошел и Зинке не велел. Тогда точно она снова пострадала бы. А показания дам. Что видел, то и скажу. И про пистолет вспомню.

– Скажем, – наливая самогона, кивнул Степан. – Я в жизни тоже много чего видел. Так что давай своих отправим и поедем в Мичуринск. Ведь там этого бедолагу держат.

– Может, все-таки поразмыслишь? – предложил Андрей Егорович.

– Выпьем за этого мужика с «Нивы», – приподнял рюмку Степан.

– Понял, – кивнул державший сотовый телефон Кривой. – Но…

– Делай, что говорят, – услышал он злой мужской голос. – И не вздумай шепнуть про это Кости. Я с тебя сразу кожу на сумочки спущу. Завтра я должен знать о результате.

Раздались гудки отбоя. Кривой коротко выматерился и отключил телефон.

– Горец наверняка уже сказал Михайлову, – пробормотал он. – Впрочем, Лорд за меня слово скажет. Зря я Горцу про Вячика сообщил. – Он закурил. – Придется помочь. Кролик! – громко позвал он. – Подь-ка сюда!

– Чего, милый? – В комнату вошла крепкая молодая женщина в купальнике. На ее руках были кожаные перчатки.

– Пошли пареньков в Мичуринск, – вздохнул он. – Там нужно московским помочь. Баба одна не по делу базарит.

– Тебя не понять: то парней Кости сдал через Горца, то помогать им хочешь. Чего ты…

– Тебя это не колышет! – резко бросил Кривой. – Пошли машину в Мичуринск. Там Цыганок и Корень ждать будут. Вячик бабки клевые платит. Надо, чтоб баба не вякала. Но не мочить, – тут же предупредил он. – Просто жути нагнать, и все дела. Поняла?