После показа фильма типа «Дэйви Крокетт: Царь природы» Стивен проводит собственные фокус-группы, выпытывая у зрителей, что им понравилось, а что нет. Кроме того, в нем уже тогда наметился филантроп: он брал плату за показы, надеясь накопить денег на новые фильмы, однако Арнольд предположил, что куда полезнее будет, если мальчик потратит их на благотворительность. Так что первые заработки Стивен пожертвовал приюту Перри для детей-инвалидов с психическими отклонениями; в дальнейшем помощь детям станет для него пожизненным обязательством.

Уже тогда проницательный в отношении прибыли и способов ее получения, он взял под контроль «бизнес» своих сестер, которые продавали еду и лимонад с лотка во время его кинопоказов, ссуживая девочкам процент от продаж. также он за плату выполнял поручения соседей. Вся его деятельность днем и ночью была направлена на фильмы: покупку лент, планирование, съемки. Даже в столь юном возрасте он торопился так, словно время истекало.

Когда он не ходил в школу или не прогуливал ее, чтобы снимать кино, он читал фантастику, смотрел телевизор или ходил в кинотеатр. Арнольд взял его и еще одного мальчика посмотреть «Психо» в автокинотеатре – все трое были в ужасе. На заднем дворе он и его друг смонтировали немую картину – дань уважения вестерну Джона Форда «Искатели».

Есть противоречивые истории, в том числе его собственные, о том, как мало или как редко он смотрел телевизор. В детстве некоторые программы так пугали его, что родители этим пользовались. Позже Стивен говорил, что его телевизионная диета была строгой, хотя многочисленные ссылки в его фильмах и интервью показывают, что это неправда. Вероятно, Спилберги считали просмотр телевизора пустой тратой времени и, как в большинстве семей, пытались ограничить часы просмотра. Получалось, что мальчику нравилось что-то, что считалось низкосортным, бестолковым, но при этом он все равно жаждал это получить.

Это была вершина его неприязни к отцу, которого он готов был винить во всем – за отлучки, за чрезмерную строгость. На тот момент, по словам друга, Стивен был сыном своей матери, озлобленным на отца до такой степени, что готов был «отречься от него». Видя искреннее участие Арнольда в работе над фильмами сына, невольно удивляешься гневу мальчика. Да, с одной стороны, Арнольд не лелеял его, не гулял и не играл в мяч. Он ведь был классическим «мозгом», пятидесятилетним успешным человеком, преуспевающим в интеллектуальных занятиях, в которых Стивен никогда не смог бы превзойти его. Стивен постоянно чувствовал разочарование отца, отравлявшее его юную жизнь. Его изобретательность и воображение в шкале ценностей отца даже не брались во внимание, были даже помехой. А телевидение было едва ли не «отчимом» – актом того самого «низкого» искусства, которое приносило мальчику радость, стимулировало, утешало и помогало во многом разобраться.

Интеллектуальность Арнольда была синонимична занудству, которое отчего-то считалось признаком всех евреев – так, во всяком случае, считали все их ненавистники. Поэтому мальчик отождествлял себя с нееврейскими обывателями и превращал самое главное богатство евреев – интеллект – в объект презрения. Отсюда амбивалентность, граничащая с презрением к мальчику в Amblin, этаком суррогате Стивена, которого, как часто бывает, сыграл библиотекарь. По словам биографа Джозефа МакБрайда, Спилберг однажды сказал, что хотел быть неевреем так же сильно, как и кинорежиссером^>3.

Несмотря на напряженность в отношениях между отцом и сыном в вопросах учебы, умственной деятельности и ужасного влияния телевидения, у них было много общего. Арнольд разделил со Стивом свое увлечение научной фантастикой и рассказывал истории о том, как в детстве ходил в кино и любил фильмы с приключениями Дугласа Фэрбенкса вроде «Багдадского вора». Даже интерес к технологиям – Арнольд собрал телевизор в 1950-х годах и привез домой тот злополучный транзистор – Стивен унаследовал от него, хотя интерпретировал иначе.