Павел пошарил по корпусу радиоустановки и нащупал кнопку включения. Его окатила волна счастья, когда аппарат заработал и мягкий голубоватый свет озарил изнутри панель управления. Повозившись с кнопками, он надел наушники на голову и включил передачу.

– Алло! – послал он в ночь и неизвестность. – Это станция «Чёрный прыжок». Нужна помощь! Станция «Чёрный прыжок» на горе Кублык! Приём! Нужна помощь! У нас авария! Нужна помощь! Это «Чёрный прыжок»… Есть кто? На помощь. Это «Прыжок».

Он безуспешно передавал снова и снова, меняя волну и бормоча слова о помощи. Потом спохватился, кинулся к печи, засунул в неё пару поленьев, посмотрел на термометр (минус двадцать восемь) и снова вернулся к аппарату. Прошло, наверно, не меньше получаса, как вдруг кто-то ответил, с шумом ворвавшись в эфир:

– «Чёрный прыжок»! Приём! Кто говорит?

– Павел Лазарев, учёный!

– Что случилось на станции?

– Взрыв, – коротко ответил он, не уверенный, что может рассказывать о подробностях неизвестному лицу. – Все погибли.

– Как только закончится буран, мы вышлем вертолёт. Площадка возле станции сохранилась?

– Нет! – закричал Павел в панике, а сердце заколотилось как сумасшедшее. – Нельзя на станцию! Излучение! Я не на станции! Я в домике! В охотничьем домике у озера! Вы слышите?!

Ему показалось, что связь прервалась, но потом человек ответил:

– Поняли, уточняем координаты домика и сразу же вышлем помощь, как только позволит погода.

– Заберите меня! – закричал он в панике. – Я в домике! Как поняли?! Заберите меня! У меня, наверно, обморожение! Пожалуйста, поскорее! Заберите меня!

Ему что-то отвечали, но он даже не слушал, а продолжал выкрикивать, словно боялся, что если он замолчит, то его не поймут и никогда не найдут. Поэтому далеко не сразу он заметил, что связь оборвалась и на том конце никого уже нет.

Павел снял наушники, положил их на аппарат и вернулся к печке, где полыхал благодатный огонь – единственный залог его выживания до прилёта спасательной команды.

Следующие несколько часов он засовывал поленья в топку, отмечал неуклонное повышение температуры, пел и смеялся, разговаривал то с самим собой, то с детьми, которые ему охотно отвечали. Иногда жена довольно сносно шутила, и Павел опять смеялся, отмечая, что её чувство юмора стало гораздо лучше с момента знакомства. Ему удалось разыскать в шкафчике две упаковки старого печенья, он жадно сжевал его, словно не ел в жизни ничего вкуснее, а жена призывала его поскорее вернуться домой и обещала устроить пир из десяти коронных блюд.

Только когда температура в доме поднялась до плюс пятнадцати, Павел наконец-то позволил себе провалиться в сон. Раскинувшись прямо на полу, он видел яркие праздничные сны, в которых присутствовали жена и дети.

Павел спал урывками, то час, то полтора, просыпался в страхе, подбрасывал дрова в печь, пел и разговаривал с любимыми людьми. И так повторялось снова и снова.

Спасательная команда прибыла только спустя двое суток, но ему не было скучно и одиноко. Его любимая семья была с ним.

***

Евгений смотрел на пациента и с трудом сохранял на лице спокойное безмятежное выражение.

– Это невероятно, Павел, что вы смогли пройти такое расстояние. Я… я даже не представляю всей мощи вашей силы воли. Четырнадцать километров в буране, в темноте, наугад… У меня мурашки бегут по телу, когда я пытаюсь представить себя на вашем месте.

– Лучше и не пытайтесь, – глухо откликнулся учёный, лежащий на кровати. – Я сам теперь вспоминаю как страшный сон…

Они помолчали. Евгений делал вид, что читает личное дело больного, которое принёс с собой, а Павел угрюмо смотрел в окно. Его глаза сверкали на фоне лица, замотанного в бинты.