– Здравствуй.


– Хм, привет, – слышу в трубке. У меня от этого мурашки по коже и хочется как бы выплеснуть эмоцию. – Я сейчас сижу фотографии обрабатываю, и хотел спросить кое-что по твоей части для предпоследней съемки… – он сказал про ряд фактов. Вопросы заставили меня сконцентрироваться, внутри все сжалось, я ответила и умолкла. После некоторой паузы он спросил:


– Ты как?


– Ой, ты знаешь, такая тоска накатывает порой. Я не могу делать тогда то, что нужно. А что нужно делать? За что взяться? Одно становится бессмысленным, а другое – важным. И как-то ноет, ноет струна, и краски оттого теряют свой блеск.


– Откуда же тоска, все же хорошо, посмотри, какая хорошая погода сегодня.


Я посмотрела на Кристину, которая не снимала очки. Действительно, было солнце. Она ушла, я осталась одна. Села в кресло и стала рисовать беспорядок в комнате. Предприняла попытку убраться, немного преуспела, но потом поняла, что это бессмысленно, и продолжила украшать листы блокнота. Каждую деталь мусора старалась сделать как можно красивее, рисовала голос Глеба. Приди, пожалуйста, покой. Будь со мной.


Перед сном мы с Кристиной, как обычно, долго болтали. Я сделала педикюр и стала покрывать ногти лаком. Это будет заметно, когда буду носить босоножки. Яркие пятна будут выделяться среди всех полутонов. Ум варил образную конечность. Я перестала слушать Кристину и погрузилась в свои грезы. Что значит для меня мое тело? Я стремлюсь украсить его, но что было бы красиво, а что – нет? Мне нужно это понять, раз я хочу делать хорошие съемки. Это и сугубо профессионально, и сугубо лично. Допустим, кто-то смотрит на меня, представим взгляд со стороны. Понравится ли ему цвет лака и то, как он подходит к босоножкам, к платью? Думаю, меня как законодателя стиля это не должно волновать. Я же творец. Так выходит. Если я говорю «фиолетовый» – значит, фиолетовый. У меня нет страха перед Богом за свой выбор, как у средневекового человека. Но что же заставляет думать об этом? Цвета равнозначны, что-то хрупкое должно быть в таковом устройстве мира. Нет для меня источника идей, нет и уверенности в принимаемых решениях. В мире разных цветов я превращаюсь в игральные кости, рулетку. Я могу лишь использовать готовые цвета и образы, но мне хотелось бы придумывать и самой. Я повторила вслух:


– Мне хотелось бы делать что-то самой, – закрыла глаза и уснула. Мне приснился кошмар.

Я брожу по лесу, девственному, ничем не обремененному. Меня не волнуют вопросы о том, кто я и куда я иду. Я прохожу мимо коряг, срываю лесные ягоды. Царапаюсь, плачу, но ранка очень быстро заживает, становится незаметной, и я забываю. Я наслаждаюсь чистым воздухом, цветами веточек, елей. Кое-где встречаю пух, он виден в лучах пробивающегося солнца. Обнимаю синие стволы древних дубов. Слышу отзвуки насекомых и уже не знаю, о чем они. Оставляю на камнях каракули. Меня завораживает водопад. Так долго я могу смотреть на него, и так медленно при этом все происходит. Я осознаю свою чистоту в его водах.


Шагаю дальше и вижу поле, выхожу, и рыжее солнце заставляет щуриться. Мне постоянно мерещится что-то в кустах, как будто я хочу что-то найти. Подхожу к колодцу, смотрюсь в воду. Мне очень хочется узнать как можно больше: о себе, воде, обо всем вокруг. Я дотрагиваюсь до воды, плескаюсь, брызги стремительно разлетаются в разные стороны. Срываю травы, некоторые растения источают едкий сок. Я бегу по тропам, разгоняюсь, чувствую, как ускоряется кровь в моих жилах, но я не думаю об этом.


Передо мной ворота. Вероятно, это часть какого-то села. Я захожу внутрь и вижу скотный двор. Никогда раньше не видела такое количество разных зверей и птиц. Есть там и серый, похожий на деревянную статую осел, и боевые петухи, и розовые жирные свиньи. На дереве сидит обезьяна, которую я дергаю за хвост. Я топаю, и звери разбегаются, птицы разлетаются. Захожу в сад и утоляю голод вишнями и яблоками. Малина такая душистая, стараюсь о ней заботиться. Съедаю сливу, но косточку не выбрасываю, а сажаю дерево. Вилами расчесываю волосы.