На следующее утро Анри де Роган сыграл роль несчастного, страдающего зубной болью. К сожалению, мне не довелось при этом присутствовать, но позднее, в поезде, он уморительно рассказал о своих мнимых страданиях. Недалеко от банка у моего знакомого дантиста есть дом, где он живёт и принимает больных. Обычно я обращаюсь к нему за помощью в таких вот необычных случаях.

Когда мы встретились в доме дантиста, де Роган выглядел прекомично: он обвязал большим платком голову и старательно изображал мучения от боли. Если кто и следил за ним, вряд ли остались бы сомнения в причинах визита к доктору.

Я в это время был уже в «Банк де Франс». В день первого посещения банка я заметил время, когда старший клерк уходит на обед, и в этот раз просто дождался, когда наш противник покинет рабочее место. Поймав на улице посыльного, я отправил его к дантисту. Получив известие, Анри снял с головы платок, переоделся в мой плащ и вышел на улицу вместе с одним из посетителей. Через пять минут он уже входил в здание банка.

Поход в хранилище занял около двенадцати минут, в то время как я, сильно волнуясь, поджидал возвращения де Рогана. К подкладке плаща по моему заказу пришили большой внутренний карман, куда и был спрятан футляр со стилетом. Пока Анри прощался со служащим банка, я выскочил на улицу и поймал коляску. Мы уселись туда вдвоём, и поскакали во весь опор. Как вы знаете, домик дантиста стоит недалеко от банка, поэтому через несколько минут мы уже дали извозчику хорошие чаевые и отпустили на все четыре стороны.

Мы подъехали к дому с другой улицы; в этом его прелесть – второй непарадный выход. Однако я и тут подстраховался: мой приятель―доктор приготовил нам крытую коляску с другим кучером. Мы пересели в неё и отправились прямиком на Восточный вокзал. Я оглядывался на протяжении всего пути, но нас никто не преследовал.

Дальше была долгая дорога до Базеля; нас никто не беспокоил, кроме пограничных патрулей. Чтобы не раскрывать целей нашего путешествия, я решил пойти на хитрость. Как вы помните, до нашего спешного отъезда мне пришлось ненадолго покинуть де Рогана: я побывал в Германии, чтобы купить там погребальную урну.

– Урну? ― переспросил в этом месте удивлённый Веригин. ― Вы говорите о сосуде, куда помещают прах сожжённого мёртвого тела?..

Вдоль обеденного стола прокатилась волна восклицаний. Больше всех были поражены Елизавета Кондратьевна и госпожа Кудасова: последняя даже рот открыла от изумления. Сказать честно, я и сам был сильно обескуражен. Только Ирину по-прежнему терзали какие-то переживания. Дядюшка же, по-видимому, воспринимал происходящее, как замечательно придуманный анекдот ― он один улыбался.

– Да, ― откликнулся Измайлов, ничуть не смущаясь, ― эта урна выглядит почти как античная амфора, только сделана из металла. Я приношу извинения дамам за столь странную тему разговора, но иначе вы не поймёте, в чём состоял мой замысел. Сейчас в протестантских странах официально разрешено сожжение мёртвых тел, и в этом есть разумное зерно: во-первых, чтобы предотвратить инфекцию, если покойник умер от заразной болезни, а во-вторых, чтобы похоронить человека, умершего вдали от родины. Процесс сожжения в специальных печах называется кремацией, и такие печи сейчас есть в Англии, Америке и Германии.

– А что вы хотели от этих нечестивцев?! ― выкрикнул верноподданный Егор Федотыч Кудасов под тревожный гул общества.

Измайлов продолжил:

– Русская православная и католическая церковь выступают против такого вида погребения, но нам важно то, что в Германии мне удалось приобрести погребальную урну с секретом. Металлическая амфора имела две закручивающиеся крышки – сверху и снизу. В неё мы и поместили футляр со стилетом.