ку, давая привычную фору
пароходам. Рыбацкая сеть
(этот ужас изменчивой карты!)
ловит краба большого – мечеть —
еле двигаясь в крови закатной.
Устрашённые, смолкли мосты.
Опираясь на плечи пролива,
они выгнули спины трусливо
над молчаньем густой темноты.
Стамбул, Санкт-Петербург
Желание
Остаться в памяти людей
(хоть краем чувства, краем слова)
и тихой сущностью своей
из них кричать все снова, снова.
Потом нежданно прорасти
в поступках их цветком проворным,
чтоб тем бессмертье обрести.
В земном пространстве, а не горнем.
Санкт-Петербург
«Всё снег да снег. Ещё вчера был ясен…»
Всё снег да снег. Ещё вчера был ясен
мой одинокий, мой спокойный день,
сегодня ж ноги утопают в грязи
и на сердце – глухая лень.
Куда спешить? К чему волненья?
Октябрьский снег покроет жизни шум.
Но вновь душа под игом вдохновенья
рифмует то, чем насладился ум.
Вологда
«Умирает мой день до весны…»
Умирает мой день до весны
и вокруг – непроглядная мгла.
В этой мгле тихо шепчут листы,
что их жизнь неуместна была.
Впереди только серая тишь
да сквозняк петербургских углов.
Там живя, даже бедная мышь
иногда хочет жертвой котов
оказаться. Исчезнут листы,
где-то сгинет несчастная мышь.
Вслед за ними (готовься!) – и ты.
Отчего ж ты Гарольдом41 глядишь?
Вологда
«Разрушился мир. Под покровом его…»
Разрушился мир. Под покровом его
оказалась, увы, пустота.
Один – человек и вокруг – ничего.
Настоящего нет ни следа.
Слова человечьи, поступки, эмо —
ции – лишь человечий обман.
Вкушает рассудок всё то же дерьмо.
Только кто он, невидный тиран?
Санкт-Петербург
«Рождался тот стих из оборванных фраз…»
Рождался тот стих из оборванных фраз,
из вымерших слов, выражений,
рождался как все, без салютов, прикрас,
итогом нелёгких решений.
Осенняя мгла и декабрьская ночь,
отсутствие денег, обиды, —
всё уместилось в танцующей строч —
ке с честностью всех аристидов42.
Но, к счастью, в стихе дважды два не четы—
ре, – здесь математика, в целом,
другая, иные желанья, мечты,
предчувствия, образы, цели.
Осенняя мгла и декабрьская ночь,
отсутствие денег, упрёки, —
всё изменилось, всё кануло прочь,
всё переплавили строки.
Вологда
«Смерть как средство весьма смешна…»
Смерть как средство весьма смешна,
да и целью смерть быть не может.
По существу она мне чужда.
Отчего же встреча нам суждена,
если жизнь для меня дороже?
Оттого, что природа родная, увы,
не меня в мне самом замечает —
только «их», только «род», только «вы»,
а не «я». Но что этот вы —
бор природы для нас означает?
Бессмертие в роде – не в мне самом, —
бессмертье коллективное то есть?
Не желаю! Вовсе нет радости в том.
Я слова хочу, а не повесть!
Вологда
Предварительные итоги
Молчит с утра мой телефон
и двери не скрипят,
а в сердце – погребальный звон,
хоть должен быть набат.
Нет сил не плюнуть, не убить,
не размозжить. Я слаб.
И что же? Буду дальше выть,
полуприбитый раб.
Санкт- Петербург
Проблемы эскапизма
1
Сидишь за столом. Два эспрессо и книга.
Планета неспешно плывёт.
И вдруг (показалось?) за шелестом сгиба
ты слышишь, что кто-то зовёт.
Не автор совсем, не его персонажи,
а собственных мыслей излом,
который, устав от всех книжных пассажей,
воронкой кружится: «Пойдём!
Тут душно и тесно от хитрых приёмов,
от тяжести литератур.
Рядятся в философов наши ерёмы,
плодят сумасшедших и дур».
2
Достаточно воздуха! Если так хочешь
ты строчкой пробить небеса,
пиши о полотнах, скульптурах и прочем —
искусство одень в словеса!
Ни громких призывов, ни вечных прогрессов,
ни песен, ни мраморных слов!
Сиди за столом. Та книжонка. Эспрессо.
И необязательный зов.
Санкт-Петербург
Приступ
Вновь полезли отвсюду стишата,
вновь мелькают, я вижу хвосты
и тела их; чуть стоит нажать мне —