И вновь я окружён отеческим вниманьем.
Задумчиво стоит осенний пруд
Задумчиво стоит осенний пруд,
И гладь воды ничто не потревожит:
Один лишь ветер песню сложит,
И в тишине найдёт он свой приют.
Над Атлантикой птицы реют…
Из цикла «Атлантика».
Над Атлантикой птицы реют,
Как бесправен их полёт,
Над Атлантикой ветры зреют,
И не смеют они, не смеют,
Уберечь тебя от невзгод.
Капля, точка, а океан огромен,
И бескрайна небесная ширь,
Бури реют над ней свободно,
Океан весь струит эфир.
И над бескрайностью, над печалью,
Даль небесная так чиста,
Слышите воды, хоть вы и огромны,
Покорён я вами всегда.
Небрежных волн невольное дыханье…
Небрежных волн невольное дыханье,
Как неземно мне их очарованье,
И как порой волнуются слегка,
Плывущие по небу облака.
Приветствую тебя, мой город, Ереван!
Приветствую тебя, мой город, Ереван!
Тебя не позабыл, пришелец дальних стран,
Я полон весь тобой, и вновь: твоя мечта,
Прозрачных рек и гор, прозрачна и чиста.
Волшебная пора задумчивых дерев
Волшебная пора задумчивых дерев,
Гляди – и лист последний тает:
Своим волнением природа обещает,
И песни русской той немолкнущий напев.
Осенюю листвой распахнут тёплый сад,
И тихо всё вокруг – лишь липы: те стоят,
Собой зовут и шелохнуть не смея,
Одной надеждой сладостно лелея,
Я не печален, нет: печаль прошла,
И прошлое с собою унесла.
Берёзка
Ты не плачь, моя берёзка,
Темной ночью под окном:
Знаю, знаю, мне придётся,
Говорить тебе о том.
И не завывай ты ветер,
Собирая листопад,
Дождя капли на берёзке,
То не свадебный ль наряд?
Я ль покину, не покину,
Я родимые места,
Капли – слёзы на берёзке,
То венчанная пора.
И молитвенно ли тихо,
Я собой перекрещусь,
И на свадьбе той берёзке,
С небесами я прощусь.
Сонет
Сонетом вязким и речистым,
Не потревожу я твой слух:
Когда сомнение мне близко,
Я выбирал одно из двух.
И не заманит обещаньем,
Пленить тебя покровом тайным,
И где гармония порой,
Хочу я разорвать устой.
Чтоб те небесны звуки скрипки,
Не повторялись мне опять:
И то небесное виденье -
– Со мною им не совладать.
И вечер знойный нас пленял
И вечер знойный нас пленял,
Своею знойностью спокойной.
Небес покров был нежно – ал,
Своею алостью нестойкой.
Ты говорила о былом,
И слёзы горькие роняла,
Я неспокоен был собой,
И тишина нас окружала.
В молитве разной сладок час,
Когда душа свободы просит,
На берега, пустынный вал,
Волна находит и уносит…
И вечер был так нежно – ал,
И ты молитвой повторяла,
Что миг любви уже прошёл,
И всё же, ты меня прощала.
Хоть и нескромен стих порою
Хоть и нескромен стих порою,
Но всё же вымолить я смог,
Твоё небесное виденье,
Я предаваться страсти мог.
Когда порою стих находит,
Неволею небес горя,
Моей рукой как будто водит…
В моей руке – твоя рука.
И средь той веры возмущённой
И средь той веры возмущённой,
Я ставлю памятник надменный,
И славлю я тебя, Господь,
Придёт и святости черёд.
Опять, как в Requiem е Моцарта
Опять, как в Requiemе Моцарта,
Свободой музыка жива,
Я вижу скорбное виденье,
И мне пленяет слух она.
Души ли звуки скорбной скрипки,
О, кто бы мне поверить мог,
Что и в страдании разлуки,
Свободу Бог не уберёг.
Кто мне поверит, что создатель,
Нам платит за добро и злом,
И тот небесный Созидатель,
Не осенит тебя крестом.
Семь бед
Встречай рассвет, прощай мой друг,
Помолимся вдвоём.
Нам не укрыться от тех бед,
В которых мы живём.
Нам не укрыться от тех слёз,
Которых проливал,
Есть в этом мире семь и бед,
В которых ты бывал.
Бедой я правду назову,
Что нам не даст ответ,
Давай помолимся, мой друг,
Не скоро нам обед.
С тобой мы песню посвятим,
И той, седьмой беде,
Давай помолимся вдвоём,
И горе есть везде.
Не целуй в окровавлены губы…
Не целуй в окровавлены губы,
Не целуй в окровавленный рот,