Толпа богомолок старушек,
Гремящая почта, фигура купца
   На груде перин и подушек;
Казенная фура! с десяток подвод:
   Навалены ружья и ранцы.
Солдатики! Жидкий, безусый народ,
   Должно быть, еще новобранцы;
Сынков провожают отцы-мужики
   Да матери, сестры и жены.
«Уводят, уводят сердечных в полки!» —
   Доносятся горькие стоны…
Подняв кулаки над спиной ямщика,
   Неистово мчится фельдъегерь.
На самой дороге догнав русака,
   Усатый помещичий егерь
Махнул через ров на проворном коне,
   Добычу у псов отбивает.
Со всей своей свитой стоит в стороне
   Помещик – борзых подзывает…
Обычные сцены: на станциях ад —
   Ругаются, спорят, толкутся.
«Ну, трогай!» Из окон ребята глядят,
   Попы у харчевни дерутся;
У кузницы бьется лошадка в станке,
   Выходит весь сажей покрытый
Кузнец с раскаленной подковой в руке:
   «Эй, парень, держи ей копыты!..»
В Казани я сделала первый привал,
   На жестком диване уснула;
Из окон гостиницы видела бал
   И, каюсь, глубоко вздохнула!
Я вспомнила: час или два с небольшим
   Осталось до Нового года.
«Счастливые люди! как весело им!
   У них и покой, и свобода,
Танцуют, смеются!.. а мне не знавать
   Веселья… я еду на муки!..»
Не надо бы мыслей таких допускать,
   Да молодость, молодость, внуки!
Здесь снова пугали меня Трубецкой,
   Что будто ее воротили:
«Но я не боюсь – позволенье со мной!»
   Часы уже десять пробили.
Пора! я оделась. «Готов ли ямщик?»
   – «Княгиня, вам лучше дождаться
Рассвета, – заметил смотритель-старик. —
   Метель начала подыматься!»
– «Ах! то ли придется еще испытать!
   Поеду. Скорей, ради Бога!..»
Звенит колокольчик, ни зги не видать,
   Что дальше, то хуже дорога,
Поталкивать начало сильно в бока,
   Какими-то едем грядами,
Не вижу я даже спины ямщика:
   Бугор намело между нами.
Чуть-чуть не упала кибитка моя,
   Шарахнулась тройка и стала.
Ямщик мой заохал: «Докладывал я:
   Пождать бы! дорога пропала!..»
Послала дорогу искать ямщика,
   Кибитку рогожей закрыла,
Подумала: верно, уж полночь близка,
   Пружинку часов подавила:
Двенадцать ударило! Кончился год,
   И новый успел народиться!
Откинув циновку, гляжу я вперед —
   По-прежнему вьюга крутится.
Какое ей дело до наших скорбей,
   До нашего нового года?
И я равнодушна к тревоге твоей
   И к стонам твоим, непогода!
Своя у меня роковая тоска,
   И с ней я борюсь одиноко…
Поздравила я моего ямщика.
   «Зимовка тут есть недалеко, —
Сказал он, – рассвета дождемся мы в ней!»
   Подъехали мы, разбудили
Каких-то убогих лесных сторожей,
   Их дымную печь затопили.
Рассказывал ужасы житель лесной,
   Да я его сказки забыла…
Согрелись мы чаем. Пора на покой!
   Метель всё ужаснее выла.
Лесник покрестился, ночник погасил
   И с помощью пасынка Феди
Огромных два камня к дверям привалил.
   «Зачем?» – «Одолели медведи!»
Потом он улегся на голом полу,
   Всё скоро уснуло в сторожке,
Я думала, думала… лежа в углу
   На мерзлой и жесткой рогожке…
Сначала веселые были мечты:
   Я вспомнила праздники наши,
Огнями горящую залу, цветы,
   Подарки, заздравные чаши,
И шумные речи, и ласки… кругом
   Всё милое, всё дорогое —
Но где же Сергей?.. И подумав о нем,
   Забыла я всё остальное!
Я живо вскочила, как только ямщик
   Продрогший в окно постучался.
Чуть свет на дорогу нас вывел лесник,
   Но деньги принять отказался.
«Не надо, родная! Бог вас защити,
   Дороги-то дальше опасны!»
Крепчали дороги по мере пути
   И сделались скоро ужасны.
Совсем я закрыла кибитку мою —
   И темно, и страшная скука.
Что делать? Стихи вспоминаю, пою,
   Когда-нибудь кончится мука!
Пусть сердце рыдает, пусть ветер ревет
   И путь мой заносят метели,
А все-таки я продвигаюсь вперед!