Тем не менее Гумилева арестовали и расстреляли. Расстреляли как борца против Советской власти, но редко, кто повлиял на чуждую ему советскую поэзию так, как повлиял Гумилев, и редко в ком советская поэзия так нуждалась. Причем влияние его заметно и в самом первом сочинении, которое следует рассматривать как советское. Это поэма «Двенадцать» А.А. Блока.

Вспомним первую строфу из цитированного стихотворения «Христос».

Он идет путем жемчужным
По садам береговым.
Люди заняты ненужным,
Люди заняты земным.

Христос окликает их, и они следуют за ним, чтобы блюсти иную паству и ставить иные невода.

А не то ли в «Двенадцати», разве что перечислено чуть в другом порядке. Однако ведь перечислено поэтом. Порядок шествия прежний.

Так идут державным шагом,
Позади голодный пес,
Впереди – с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди – Исус Христос.

Это не случайное совпадение, а закономерность. Можно вспомнить «Стихи о поэте и романтике» Э.Г. Багрицкого, героиня которого – Романтика – рассказывает:

Фронты за фронтами.
Ни лечь, ни присесть!
Жестокая каша да ситник суровый;
Депеша из Питера; страшная весть
О черном предательстве Гумилева…
Я мчалась в телеге, проселками шла;
И хоть преступленья его не простила, —
К последней стене я певца подвела,
Последним крестом его перекрестила…

Поразителен не сам избранный сюжет, поразительно, что стихи написаны в 1925 году, когда, казалось бы, о Гумилеве нельзя вспоминать вслух, опубликованы в 1929, включены в собрание сочинений 1938 года.

Гумилева пытались заменить, пытались напрасно.

…Справа наган,
Да слева шашка,
Цейсс – посередке,
Сверху – фуражка…
А в походной сумке —
Спички и табак,
Тихонов,
Сельвинский,
Пастернак…

Это непрямая отсылка к строкам из стихов Гумилева «Мои читатели».

Много их, сильных, злых и веселых,
Убивавших слонов и людей,
Умиравших от жажды в пустыне,
Замерзавших на кромке вечного льда,
Верных нашей планете,
Сильной, веселой и злой,
Возят мои книги в седельной сумке,
Читают их в пальмовой роще,
Забывают на тонущем корабле.

Замена, предложенная Э.Г. Багрицким в стихотворении «Разговор с комсомольцем Н. Дементьевым», по крайней мере, неравноценна. «Орду» и «Брагу», ранние сборники Н.С. Тихонова со стихами бодрыми, мужественными и не без мистического элемента, можно захватить с собой в поход. Но ведь не «Улялаевщину» И.Л. Сельвинского с фонетической записью южного говора и звона гитары читать на привале, не сборник Б.Л. Пастернака «Сестра моя – жизнь». Кстати, влияние Гумилева, пусть на уровне отдельных стихотворений, у Б.Л. Пастернака встречается. Так, в стихах «Старик» 1941 года слышны отзвуки гумилевского «Пролетела стрела…».

И в качестве последнего, самого неожиданного примера влияния стихов Гумилева приведу стихи А.А. Ахматовой из цикла конца 40-х и начала 50-х годов. Тогда Л.Н. Гумилев, сын Гумилева и А.А. Ахматовой, был опять арестован, мать надеялась смягчить его участь. Для этого следовало написать образцовые советские стихи, что со стороны А.А. Ахматовой, никогда не шедшей ни на какие уступки и компромиссы, явилось бы едва ли не капитуляцией.

В цикле этом «Слава миру!» есть и такое стихотворение:

И Вождь орлиными очами
Увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами
Преображенная земля.
И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым, как кристалл.
Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады.
Свой дух вдохнул он в этот город,
Он отвратил от нас беду, —
Вот отчего он тверд и молод