Руки связав с землею
Стать нескончаемым корнем,
Неуловимым потоком
Под твердой корою.
Эхом,
Исчезнувшим эхом
Вернуться в разрушенный город
На мраморе и граните
Остаться цветочной пыльцою
Пробудившись
Однажды утром
Встать с прохладной постели
Окна открыть
И воздух
Впустить в неподвижные реки,
Застывшие в самом сердце
Бессильных людей
И счастливых…

«Последний твой хлеб…»

Последний твой хлеб
Заклинатель воды
Гремучие змеи
Скормили птенцам
На высохшем дне
Почерневшей реки
Остались руины
Исчезнувших стран
Остались следы
Неизведанных рыб
Следы пеликанов и трав
Вода ускользнула
Барвинок и хвощ
Растут на могильных крестах

«В лесной сердцевине…»

В лесной сердцевине
Лишь крики без эха
И молнии прячутся
В терпком вине
Пугливых цветов
Просветленное лето
Уснуло в холодной воде
Пустило венки по серебряной глади
Венки из крапивы и роз
И в утреннем небе из тонкой бумаги —
Мерцание пепельных гроз

«Безгласен и слеп…»

Безгласен и слеп
Мой каменный лев
Среди потускневшего льда
На древних морщинах
Задумчивый снег
Остыл в ожидание зла
Горячие веки ушедших ночей
Крошатся
Как сломанный мел
Мой каменный лев —
Неземная печаль
Огонь умирающих тел

«Чтобы время в слова погрузить…»

Чтобы время в слова погрузить
Я буду всегда невесом
Неприметен
Неуловим
Будто солнечный ветер
Ослепительно светел
И тих
Чтобы колокол сердца
Скрепить
С очерствевшей рукою
Я буду всегда
Простодушной росою
Я буду мостом и рекою
Я буду печали родник…

«Ночь обнаженных ночей…»

Ночь обнаженных ночей.
Землю приемлет холод.
Цветущая песня огня
Твой утолила голод
Жажду твою унесла
В перьях стрижей
Землистых
Молча тоску расплела
На простынях
Душистых

«Никогда не боялись дети…»

Никогда не боялись дети
Материнской утробы
Любили её глубины
Её чистые воды
Каждый вечер встречали Эдипа —
Царя в пурпурных одеждах
Царя,
Ослепленного страстью
Приглашали
В свои владенья
Он прятал глазницы пустые,
Прикрывал дрожащей рукою,
Говорил полушепотом,
В страхе
Вспоминал о тяжком убийстве
Звал волков и лисиц
Прирученных
Хлебом кормил с ладоней
Гладил по бурой шерсти
Поил прохладным нектаром
И звери у ног ложились
На серые плиты базальта
Грелись в лучах закатных
Под мрамором арок дремали…
Дети внимали Эдипу —
Смотрели в пустые глазницы
Настороженно слушали речи,
Пропитанные отчаяньем
Слова,
Потерявшие злобу

«Крестит детей перед сном…»

Крестит детей перед сном
Кропит святою водою
Ветер стучится в дом
Холод приносит с собою
Ветер приносит тень
Сумрак убитых воинов
В небе горит постель
Сломаны крылья
Больно…

«Нелепый хоровод…»

Нелепый хоровод
Размеренных дождей
Мы укрощали боль
И затихали реки
Мы – близнецы с тобой
Под мантией тугой
Хрустальное стекло
В смертельной неге

«Ты – сама неподвижность…»

Ты – сама неподвижность
В излюбленном царстве
Цветов и пророков
Простота в ожерелье
Из пламенных сот
Опустевшая гавань,
Залитая солнечным светом
Словно влажные губы
Просящий и трепетный рот

«иеродиакону Марку…»

иеродиакону Марку
Теперь твое художество иное —
Веселия огонь
Благоуханный свет
Ни суета разбуженного роя
Ни горькая тоска
Прожитых лет
Не потревожат
Скромного убранства
Простых и бережных
Иисусовых молитв
Теперь лишь послушанья постоянство
В твоих глубинах
Чистоту хранит

«Ведьмы всегда умирают…»

Ведьмы всегда умирают
С разорванным сердцем
Молот Господень
Пронзает гнилые тела
В мутных зрачках
Когти демонов
Тени
В пене синеющих губ
Два зловонных крыла
Остекленевшие руки
На простыне белой —
Ветви сухие,
Что пахнут могильной травой
Ведьмы всегда умирают
Омытые серой
Души распилены
Ржавой
Кривою пилой

«Там, под навесом…»

Там, под навесом
Давят виноград
Три женщины
С горячими губами
Полунагие
Потные тела,
Прикрытые солеными власами
Бежит мускат
По грубым желобам,
Чтоб стать вином
Янтарным и веселым
Приходят корабли