Вот служба кончилась, домой, попрощавшись все с тобой,
Из святого Еревана мы в Европу, на покой.
Всё прошло, идут года, но не забудем никогда,
Ведь родная нам застава в сердце нашем навсегда.
09.02.2012.
Командно-штабные учения
Показать условным знаком
Всех врагов – сказали нам.
Мы стоим над картой, раком,
Это нам не по зубам.
Целый час мозги крутили
И, скривив в ухмылке рот,
Мы такое начертили,
Что и бес не разберёт.
В СэШэА дивизий много,
Здесь на карте их не счесть.
Наш полковник смотрит косо,
Не даёт ни пить, ни есть.
Карта вся пестрит значками,
Стрелки острые, как меч.
Мой сосед вспотел, рисуя,
Даже китель сбросил с плеч.
Результат – сплошные двойки,
Но крепки мы, как броня.
Доползти бы нам до койки,
Врезав на исходе дня.
11.10.1990.
Нарвался
Он спросил у меня закурить,
Этот случай знаком нам с детства.
Я ответил: «Ведь вредно курить».
В ответ, он мне – ножик у сердца.
Мной до блеска заучен приём —
Я – шаг влево – вперёд, блок рукой.
Мне не важно, что будет потом,
Не терплю, мой характер такой.
В пах короткий удар сапогом,
Его вопли звучали в ту ночь.
Загиб рук, с разворотом кругом
И никто уж не может помочь.
Позвонив и ноль два, и ноль три,
Сдав курильщика, шёл я домой.
Но ещё клокотало внутри,
Думал я: «Хорошо, что живой».
14.07.1990.
Все, я ухожу на гражданку
На окнах сварные решётки,
На дверях навесные замки.
Гудрон и для обуви щётки,
Да начальники все – чудаки.
Вот это меня окружало,
Вот всё это давило на нас.
Душило и с толку сбивало,
Плюс, дубов-командиров приказ.
У нас в «Лукоморье» всё можно,
Эти – в пьянство, а эти – в разврат.
Вот только сказать невозможно…
Как ты службе такой будешь рад?
Затопчут тебя сапогами
И с разбега ударят под зад.
Но, чем занимаются сами,
То они замечать не хотят.
Вот мой командир с Сахалина —
Так он пил по ведру каждый день.
Теперь он в Москве проживает,
Всех нас учит, а сам-то как пень.
А тыла начальник с начпродом,
Как разграбили весь Сахалин,
Повышены были – уродом,
Здесь ведь случай такой не один.
А то, что творится в Находке,
Я вам просто боюсь рассказать.
Слова здесь одни лишь в проходке:
«Ну, ядрена твою, в беса, мать».
Воруют продукты со склада,
Воруют и стройматериал.
Всё несут – ведь это «награда»,
Вот скорей бы нагрянул скандал.
А жены моих сослуживцев,
Вам, простите, меня не понять.
Лишь выехал муж за ворота,
Они просят их крепко обнять.
Солдаты здесь ходят в кроссовках,
А ремни их до паха висят.
Все бегают по самоволках,
Много пьют и таскают девчат.
Цветёт дедовщина по ротам,
Бьют ремнём молодых по ночам.
Командиры, привыкшие к литрам,
Уж попрятались все по домам.
Порядка в казармах не видно,
А дежурный с дневальными спят.
А мне так за Державу обидно,
Ведь позор для неё наш солдат.
Ну разве в такой обстановке,
Вы скажите, мне можно служить?
Ходить, как циркач по верёвке,
А потом свои нервы лечить?
Устал, ухожу на гражданку,
Ты прощай «Лукоморье» – навек.
Сыграй мне «Прощанье Славянки»,
Ведь пока я ещё – человек.
07.11.1992.
Берёзки-солдаты
Когда был молодым офицером,
У границы с винтовкой «гулял».
И в таёжном лесу, между делом,
Вдоль дороги берёзки сажал.
Подросли, зашумели берёзы,
Ночью были мне вместо свечей.
И качаясь, стоят, как матросы,
Вдоль границы, любимой моей.
Но граница бывает тревожной,
Все не спят в непогоду враги.
И крадутся тропою таёжной,
Только тихо скрипят сапоги.
Этой ночью сидел я в засаде,
Слышу чьи-то кошачьи шаги.
Я не думал тогда о награде,
А шептал «Господь! Мне помоги».
Шли они на меня, чуть ступая.
Диверсантов дозорных отряд.
«Стой!» – кричу я, патрон, досылая.
Но в ответ застрочил автомат.
Засвистели незримые пули,
Я ответил им метким огнём.
Двое сразу навеки уснули,
Одного задержали живьём.