Отдохнуть нам не придется, время есть, но мне сдается, ноги ходят ходуном, а душа горит огнем, покуражиться еще нам придется все равно. Нас клиенты не поймут и второй раз не придут. Кому скучно, не робей, колы пузырек испей. Расслабляйся, будь веселым, если хочешь быть здоровым. Не пытайся омрачить, нам не хочется лечить нервную систему. Погужуешься со мной, и с веселой головой отвезем тебя домой.


Прочитал я монолог, вижу вдруг в своем окне президента на коне! Черный конь горит огнем, президент сидит на нем. Вот бы мне такую тварь, да куда там, опоздал. Меня она, плебея, сбросит мигом, не робея, всех мужиков без галстуков она не переносит. Держаться б мне скорее там, где всего темнее. Абрамовичу не снилось это состояние. А какой за ней уход! Пенсион зараз уйдет! Правда, у Романа яхта есть в кармане. С вертолетом на борту и подводной лодкой. Он с ней не расстанется, говорит он всем украдкой, со своей ухмылкой сладкой: «Ожидается потоп, кто в воде окажется, тот живым останется. Но скажу на этот счет, за спиной могучий флот у президента нашего! Он на нем друзей спасет, но вначале не поймет. Через некоторое время друзья в память все придут, обязательно смекнут, что таке бремя им, не по силам провернуть. Так как воды океана вместе с островом Буяном покроют землю на века, призадумайтесь, пора! Миллионы лет подряд корабли те бороздят в океане средь штормов и средь яростных врагов, нужно точно подсчитать и активы, и баланс, перспективы и мораль. А так как наше руководство не способно управлять богатейшим государством, не имея в голове, кроме спорта по борьбе, ни задач тебе, ни цели, то в экстриме океана напряжение спирали будет так накручено, что, сорвавшись, уничтожит все благополучие. Не хотел бы оказаться в тот момент и испугаться средь счастливчиков бездарных!»

Товарищ Ленин указал нам путь к справедливости и радости,
Но люди предали его своею ленью, жадностью и гадостью.
О воспитанье и морали поколенья просто нечего сказать,
Одно лишь воровство, все общество отбросило на век назад.
Коммуну строить никто не захотел и о грядущем не подумал.
Вольготнее нам ждать, чтоб кто-то смог нам дать, а мы сожрать!
Таков, видно, удел, когда народ всецело не у дел.
Как тягостен последний миг у всякой жизни,
Доползшей до черты, после которой мрак тоски.
Не оттого, что тяжкий груз, сжимавший как тиски,
Приходится оставить, этот хлам, своим друзьям,
Которым за тебя придется разгребать твои грехи.
Иль горестно покинуть созданный тобой мирок
И ты не хочешь отойти, как подобает, на восток?
Честнее ты хотел коптеть и далее на этом свете?
Земля мудра. Зачем хранить ей барахло в секрете!
Как сквозь тонкую прорезь,
Я смотрю в свою юность.
Память дверью открыта,
Почти все позабыто,
Только проблески лета,
Что-то солнцем согрето:
Голод, время разрухи,
Нестерпимой разлуки,
Вздохи младшей сестренки
В грязной рваной пеленке,
И глазищи, как блюдца,
Просят что-то поесть!
У меня на руках
Умирала в слезах!
Я не смог ей помочь.
Как сквозь тонкую прорезь,
Я смотрю в свою юность!
Льются горькие слезы,
И мурашки по коже
Проступают, похоже,
От счастливого детства,
Пережитого мной!
Познания мои,
Ну, скажем, о любви…
Заканчиваются практикой
От жизни.
Я наставлений не читал,
В советы не вникал,
Считал, что жизнь
Сама научит.
Прибавь, что опыт вековой,
Заложенный с лихвой,
Хранящийся в наших генах,
Подскажет,
Как с нею обращаться.
Я Родину свою люблю, поэтому ропщу.
Правители во всем повинны с головой.
Им воли не дают, а ежели дадут, то украдут.
Довериться нельзя, привычка вековая,
И за границу моментально улизнут —
Для этого готовились заранее.