Однажды летом я снимала комнату у одного престарелого еврея польского происхождения Д.А. Он мне рассказал историю своей семьи. Она настолько потрясла меня, что я не могла заснуть всю ночь, сопереживая событиям того кусочка времени, словно это произошло со мной.

Польша. Начало Великой Отечественной войны. Еврейское местечко на самой границе с Россией. Был мирный солнечный день из вечности. Все и вся, созданное создателем, цвело, зрело, чирикало, жужжало, летало, ползало, любило, продолжая свой род и вид.

В доме Ноаха Брамовича вся семья была в сборе: отец, мать, трое детей. Бабушка с дедушкой пришли на семейный совет. Они жили в соседнем доме. Решался серьезный вопрос: что делать? Оставаться или бежать? Матери Рахиль очень не хотелось бросать только-только поставленный новый дом и налаженное хозяйство:

– Неужели вот так все бросить? – Сожалела она. – А может быть, не тронут? Обойдется?

– Нет, не обойдется, – тяжело вздохнул дед.

– А Эммочка? Ей же всего два месяца! Как с ней в дороге?

Все с жалостью посмотрели на малышку. Кроха только что откушала и, чмокая молочными губками, блаженно заснула.

Старший сынишка, семилетний Давид (мой рассказчик), нетерпеливо ерзал на стуле. Он уже съел свое яйцо всмятку, выпил чай с хлебом, и ему очень хотелось сбегать на пруд. Где вечно возилась деревенская детвора: зимой на льду, летом на берегу. А тут «война» – слово какое-то угрожающее и в то же время заманчиво-романтичное. Страхи и опасения взрослых он не разделял. Игра в войнушку с соседскими мальчишками всегда была интересной. Он мечтал воевать с фашистами.

Его младший брат, пятилетний Левка, допивал чай с кусочком колотого сахара. Он с вожделением поглядывал на голубую сахарницу на высокой ножке и обмозговывал, как бы ему еще попросить кусочек (два уже лежало в кармане). И Лёвка только удивлялся, что мама ничего не замечает. Ему очень хотелось угостить свою подружку Ривочку и ее двух братьев из дома через дорогу.

Вообще деревенька была небольшая – всего десять домов, тридцать два человека.

Тут послышался нарастающий гул самолета. Все встрепенулись: неужели немцы? Давид тут же соскочил со стула и бросился на двор. Отец – за ним. Мать с Эммочкой на руках застыла над кроваткой. Бабушка в ужасе посмотрела на деда. Самолет с белыми крестами пролетал над деревней так низко, что было хорошо видно летчика в очках. Он приветливо улыбнулся и даже обнадеживающе помахал рукой в перчатке. Сделал несколько кругов над деревней и скрылся за лесом.

От дома Яхонсонов (дом стоял на пригорке в центре деревеньки) босиком, поднимая пыль, мчался Георгий. Он орал что было силы. Уходим! Уходим! У Яхонсонов было радио, и он уже что-то знал. А несколько дней назад в деревне были гости с другой стороны. И все об этом знали.

На крыльцо выскочила мать, но тут же бросилась назад. Дедушка с бабушкой побежали к себе в соседний дом – захватить хотя бы вчера приготовленный узелок. Отец крикнул на ходу, открывая ворота:

– Ребята, быстро в телегу!

Подвода была с утра запряжена, и кое-что уже лежало из скарба. Всем казалось, что еще есть время.

– Рахиль, скорей! – поторапливал отец.

Мать задерживалась на кухне с Эммочкой на руках. Она прощально окинула взглядом все вокруг. Взгляд ее упал на недавно заточенный отцом кухонный нож. Вошел отец: