он плыл над новым, чистым местом,

своей дорогою простой.

1987

***

Перья снеговые впились в тополя,

контуры резные ждет уже земля.

Тает на ладошке серебристый дым.

Маленькие крошки, вместе полетим?

На Урале Южном вас создал мороз

и весенней стужей веселит до слез,

город вы одели в серебро зимы,

светлые отели – малахита сны.

Вырос из собора для органа зал

и театр красивый драмой засверкал.

В новеньких районах строятся дома

и стоят, белеют новые тома.

Берега Миасса сбросили с себя

маленькие домики, вовсе не скорбя.

И стоят, гордятся над речной водой

и дворец спортивный, и цирк молодой.

Узнаю с волнением старые дворцы,

их не повредили нового творцы.

Город, ты мой город, каменный, с литьем,

песню тополиную вместе пропоем?

Белые березки в городском леске,

тополиным пухом ты летишь к реке.

март, 1987

***

Огромный серый дом кирпичный

светился сотнями окон,

и освещал он двор приличный,

где дети задавали тон.

Росла здесь я среди подруг,

в игре добру порой училась,

и слышен мячиков был стук,

и наше детство мирно длилось.

Прошли года. Возможно тридцать.

Пришла, смотрю на старый дом,

от жалости хочу я крикнуть:

«Ты в землю врос, мой старый дом?»

Ты пожелтел, и стал как – будто ниже,

иль был высок по старым временам?

Здесь все молчит о жизни, о престиже,

и нет внимания детского дворам.

Я помню, как сажали здесь деревья,

теперь на них огромная труба.

Да, не возникло бы у нас стремления

идти к реке, где лишь дома. Дома…

1987

Иртыш

Лед в реке до середины,

треснул лед – вода бежит.

Снеговая гладь равнины

скоро льдами заскрипит.

А вода в реке спокойна,

тихий бег ее красив.

Нрав величия достоин,

в волнах речки много сил.

Как умел ты разливаться,

милый друг ты мой, Иртыш,

и на лодках покататься

средь деревьев! Что молчишь?

Ты забыл в поля дороги?

Силы отдал городам?

Уноси с водою ноги,

я тебе свободу дам.

Что не веришь? И не надо.

Вспомним время и года,

что бросались водопадом

сквозь любые времена.

Март 1987

Веет ветер

Веет ветер на дорогах,

и смеются небеса,

сквозь проталинки в сугробах

ищут лета адреса.

Молчаливые березки

стали истиной простой,

постучались все в киоски,

мол, возьмите на постой,

приписав на косогоре,

мы здесь новые жильцы

и сосенки с нами в паре,

мы из леса к вам гонцы.

Часть подружек прибежала

к берегам большой реки

и на косогоре встала.

Их качают ветерки.

Улыбнулся им суровый,

древний, голубой Иртыш:

"Вид у вас, вполне, здоровый.

Ветер, друг, ты, что молчишь?"

Небо их уже признало,

из сугробов воду пьют.

Как для жизни надо мало:

птицы гнезда в кронах вьют.

1987

Терракот

Мой любимый терракот

над березами искрится,

как осенних листьев свод

в марте, можно удивиться.

Я смотрю на них с пруда,

пузырьками лед унизан,

подо мною толща льда,

трещинами он пронизан.

Ты здесь шел в рассвете дня

солнце в мантии сияло.

«Не забыл он про тебя», -

льдинка, тая, прошептала.

Как увидеться с тобой

там, где лед влечет в глубины?

Где же след твой дорогой?

Подо мной – одна пучина.

Ты с зарей, а я с закатом -

нам не встретиться на льду,

по поверхности покатой

я одна сейчас пройду.

Терракотовые страсти

все замерзли, словно пруд,

все страдания – напрасны,

тут бы бросить соли пуд.

1987

Солнце на рояле

Играло солнце на рояле

лучами теплыми весны.

В рояле клавиши стояли

домами разной высоты.

Играло солнышко в полях,

оно волнение зарождало

в еще белеющих снегах,

и вод журчанье ожидало.

И оседал снег от капели,

и морщился от света он,

и таял от весны свирели,

и ожидал морозный звон.

Морозец прятался в тени,

таился до ухода солнца,

луной заканчивались дни,

и наступала власть морозца.

Зернистым становился снег,

и покрывались льдом сугробы,

и наслаждался снег от нег

под серебристой снежной робой.

А утром солнце поднималось