Казимира взяла в ладони инструмент и стала большими пальцами перебирать маленькие струнки. Нежная Музыка заполнила тишину ночи.

Ржаное полюшко, колосья пряные,

Холодный ветер, поля туманные,

Разошлись по сторонам, по берегам далеким,

Ни сойтись, ни найтись, будь ты был проклят.

Затмевает глаза время переменное,

И не видно дальше речки неизменною,

И стою на берегу я, не решаюсь,

Слышно песню соловья, заливается.

Песня была грубо сложена и рифмовалась не очень, но тихий, низкий, монотонный голос Агнеши делал своё дело, и звучала она хорошо. Так они и сидели до зари, под треск костра и волшебную музыку, а после уснули.

Проснулась Агнеша от того, что стало холодно. Костер потух и больше не грел под боком, а солнце еще не успело нагреть землю и воздух после ночи. Вук и Казимира дремали в обнимку, а Светоч ничком лежал подле них. Она тихо подползла ближе и погладила его по голове, жара не было.

– Ой ты бедовый нахрен, ничему тебя жизнь не учит…

Она стала снимать с него повязки. Раны выглядели ужасно, царапины разбухли, а синяки позеленели, ожоги все еще отливали кровавым цветом и покрывались волдырями. Она нанесла новую порцию мазей и забинтовала Светоча обратно. От махинаций с его телом, он вдруг вздрогнул и резко проснулся, коротким движением перехватив ее руку.

– Сука, ты че делаешь то! – Агнеша стала ругаться с испугу.

– Прости – кгх – не хотел, – он стал откашливаться и отпустил руку Агнеши. Кровавые слюни расползлись по траве.

– Выспался? – она улыбнулась и погладила его по спине.

– Ну… вроде… нормально…

Он попытался сесть, но раны отозвались бешеной болью, и он повалился обратно на землю..

– Блять, че за… – он приподнял повязки и облегченно вздохнул, – ох боги, похоже, я вам жизнью обязан…

– Ага. Казимире. – Агнеша кивнула в сторону колдуньи, – Ну давай, рассказывай, а то небось опять вырубишься.

Он положил руки под голову и уставился в голубеющее небо.

– Контракт, сделка, – он откашлялся, – меня взяли в Березивске. Я остался на сутки у друга, у меня там поручение было, но похоже нет у меня больше друзей там. Короче, сдал он меня. Нашли ночью, повязали и выперли. Не знаю куда везли, все время я был головой в мешке. Несколько дней в повозке, связанный ничком, и потом ещё парочку часов, как мне показалось, пешим ходом по какому-то городу, вроде. По итогу я оказался перед Кем-то. Как сейчас помню: стоял на коленях перед ним и ждал своей участи. Меня раздели, и тогда я понял, что происходит, но было уже поздно. – Он глубоко вздохнул, непрерывная речь давалась ему с трудом, а каждый вздох отдавался болью в грудине. – Поручением было смерть твоя, Рыжая, но поверь! Я долго сопротивлялся, но печать стала отравлять сознание. Тогда в бреду, в свои последние дни, как я думал, я пришёл к тебе. Ты же понимаешь? Я бы ни за что по своей воле… Я бы никогда, Агнеша, пожалуйста, услышь меня…

– Тшш-ш-ш, все хорошо, я понимаю, – Стала успокаивать его Агнеша, когда увидела, что Вишуй разволновался и на глаза стали наворачиваться слезы, – Эй, ну ты чего? Ну-ну, иди сюда, бедолага.

– Я… я, – он ревел навзрыд, – я был готов умереть за тебя, но оно… Оно повело меня, оно нашло… Выследило тебя… Прости, боги, прости, пожалуйста, – заливался слезами чудь, – я не хотел, умоляю, прости меня. Я не собирался, даже не думал… предавать тебя…

Предать ее? Наверное, ложь – единственное, чего Агнеша не переносила ни в каком виде. Она предпочитала самую ужасную, горькую и вообще поганую правду.

Доверие для Рыжей было одним из самых важных элементов жизни, и этим доверием она не раскидывалась направо и налево, а те, кто умудрился воспользоваться им, всегда получали по заслугам. Никто не остался безнаказанным, за исключением тех кто успел умереть раньше, чем она пришла мстить.