Алька спрятала конверт обратно в карман и, подхватив сумки, решительным шагом пошла по направлению к чугунной витой калитке, которая на фоне неструганых бревен выглядела словно нежный гиацинт, непонятно каким образом выросший в зарослях крапивы.

– Эй! Здесь есть кто-нибудь? – прокричала она, подойдя ближе и свешиваясь через невысокий чугунный барьер. – Люди! Отзовитесь!

Ни одна дверь не хлопнула, ни одна портьера на окнах не шелохнулась.

– Э-э-э-эй! – еще громче позвала Алька. – Есть здесь кто-нибудь живой?

На этот раз ее отчаянный вопль возымел свое действие, и, оглушительно хлопнув дверью, на пороге возник здоровенный деревенский мужик, почти по самые брови заросший бородой.

Недобро сверкнув в ее сторону глазами, он вновь приоткрыл дверь, выпустил на волю огромных размеров собаку и, взяв ту за поводок, нехотя двинулся в сторону калитки.

– Добрый день, – настороженно произнесла Алька, забыв улыбнуться. – Вы не подскажете?..

– Заходи, – хрипло произнес мужик и дернул на себя калитку. – Нечего орать на всю округу.

– Нет, нет, – замотала она отчаянно головой. – Я просто хотела спросить…

– Заходи, говорю, – почти сердито перебил он ее. – Я жду тебя.

С этими словами он почти выхватил из ее рук обе сумки, свистнул собаке и размашистым шагом двинулся назад к дому.

«Вот попала, так попала! – Опасливо озираясь, Алька засеменила следом. – Кругом ни души, искать меня некому. Родителям еще две недели назад отписала, что уезжаю за границу на два года. А почему, собственно, на два года? Чего, интересно, такой срок определила? Ох, господи, спаси и сохрани!»

Мысли хаотично мельтешили в мозгу, мешая сосредоточиться на главном: кто же такой этот мужик и почему он, не спросив ни имени, ни фамилии, ждал именно ее?

– Сюда, – распахнул он ногой входную дверь. – Подожди меня здесь, я сейчас собаку привяжу. Она чужих не особенно жалует, может и тяпнуть.

Он вышел, оставив Альку в одиночестве в огромной прихожей. Обшитая мореным дубом, она была застлана волчьими шкурами и освещалась старинным медным светильником. Три двери, очевидно, ведущие в другие комнаты, плотно прикрыты. Гадать, что там за ними, Альке долго не пришлось. Мужчина быстро вернулся и, открыв одну дверь, пригласил:

– Входи, присядь пока, поговорим, а потом я тебе комнату определю.

Осторожно переступив высокий порог, она вошла в кухню-столовую и обвела взглядом помещение. Все было деревянным, ни тебе пластика, ни тебе хромированных поверхностей. Только дуб, липа и сосна. Привыкшая к современному дизайну, Алька этому подивилась и, пройдя в комнату, опустилась на деревянную скамью.

– Алевтина, значит, – с порога констатировал мужик, заходя в комнату. – Алевтина Карамзина. Так ведь?

– Так, – согласно кивнула она головой. – А вы?

– А я сторож этого дома. Пока мой мальчик там на нарах парится, я тут присматриваю за всем. Теперь вот и за тобой буду. Но, правда, недолго осталось.

– Позвольте, – еще больше удивилась она. – Но он написал о своем доме – лачуга! Я приезжаю, ищу избушку на курьих ножках, а нахожу прямо хоромы! Он у вас, однако, шутник…

– Что да, то да. Шутник он известный, – хмыкнул сторож, спрятав улыбку в густой бороде и, тут же посерьезнев, добавил: – Но над ним еще шутники посильнее сыскались.

– Что вы хотите сказать?

– А ничего я тебе говорить не буду. Послезавтра свиданка у тебя с ним. Поедешь, там он тебе сам и скажет, если захочет. А сейчас идем, комнату тебе твою покажу.

Алька поднялась за ним на второй этаж и вскоре уже укладывала свои вещи в высокий платяной шкаф, до верхней полки которого она никак не могла дотянуться. Окна, занавешенные плотными шторами, почти не пропускали солнечного света, и от этого в комнате царила приятная прохлада. Намучавшись в душном, прокоптившем всех автобусе, Алька как благословение божье приняла приют под крышей этого дома и спустя час уже сладко посапывала, свернувшись клубочком на широченной тахте.