В доверие к Коновальцу Павел Анатольевич сумел войти, передав ему однажды содержимое одного конфиденциального разговора.

«Как-то Костарев и ещё несколько молодых украинских националистов, слушателей нацистской партийной школы, стали говорить, что Коновалец слишком стар, чтобы руководить организацией, и его следует использовать лишь в качестве декоративной фигуры. Когда они спросили моё мнение, я возмущённо ответил:

– Да кто вы такие, чтобы предлагать подобное? Наша организация не только полностью доверяет Коновальцу, но и регулярно получает от него поддержку, а о вас до моего приезда сюда мы вообще ничего не слышали.

Когда я рассказал об этом Коновальцу, лицо его побледнело. Позже Костарев был уничтожен. Не думаю, что это случайное совпадение».

Удивительно, но Судоплатов каким-то образом сумел обаять лидера ОУН. Кто знает, сыграли в этом роль его подготовка в Москве или какие другие качества, но всё-таки это произошло. Коновалец привязался к нему и взял под свою опеку. Он очень часто брал Судоплатова погулять по городу. Один раз даже сводил Павла Анатольевича на спектакль в Берлинскую оперу.

Особое расположение Коновальца подтверждает предложение к Судоплатову сопровождать его в инспекционной поездке в Париж и в Вену.

«Во время нашего пребывания в Париже Коновалец пригласил меня посетить вместе с ним могилу Петлюры, после разгрома частями Красной Армии бежавшего в столицу Франции, где в 1926 году он и был убит. Коновалец боготворил этого человека, называя его «нашим знаменем и самым любимым вождём». Он говорил, что память о Петлюре должна быть сохранена. Мне было приятно, что Коновалец берёт меня с собой, но одна мысль не давала покоя: на могилу во время посещения положено класть цветы. Между тем мой кошелёк был пуст, а напоминать о таких мелочах Коновальцу я не считал для себя возможным. Это было просто бестактно по отношению к человеку, занимавшему столь высокое положение, хотя, по существу, заботиться о цветах в данном случае надлежало ему, а не мне. Что делать? Всю дорогу до кладбища меня продолжала терзать эта мысль.

Мы прошли через всё кладбище и остановились перед скромным надгробием на могиле Петлюры. Коновалец перекрестился – я последовал его примеру. Некоторое время мы стояли молча, затем я вытащил из кармана носовой платок и завернул в него горсть земли с могилы.

– Что ты делаешь?! – воскликнул Коновалец.

– Эту землю с могилы Петлюры отвезу на Украину, – ответил я, – мы в его память посадим дерево и будем за ним ухаживать.

Коновалец был в восторге. Он обнял меня, поцеловал и горячо похвалил за прекрасную идею. В результате наша дружба и его доверие ко мне ещё больше укрепились».

А вскоре пришло распоряжение «дяди» Лебедя о возвращении на Украину, где Судоплатова должны были оформить на советское судно, регулярно заходившее в иностранные порты. Предполагалось, что это давало бы возможность поддерживать постоянную связь между подпольем ОУН на Украине и националистическими организациями за рубежом. Коновалец, как и следовало предполагать, одобрил эту идею.

Но возвращение на родину не оказалось лёгкой прогулкой.

«С фальшивыми документами, в сопровождении Сушко, заместителя Коновальца (Коновалец хотел убедиться, что я благополучно пересёк границу), через Финляндию я добрался до советско-финской границы. Сушко привёл меня туда, где, казалось, можно было безопасно перейти границу, проходившую здесь по болоту. Тем не менее, как только я приблизился к самой границе, меня перехватил финский пограничный патруль. Я был арестован и посажен в тюрьму в Хельсинки. Там меня допрашивали в течение месяца. Я объяснил им, что являюсь украинским националистом и стремлюсь возвратиться в Советский Союз, выполняя приказ своей организации…