Любая из выпускниц балетной школы была бы почетной гостьей на этой дурацкой вечеринке. Но Сарабет еще не доросла.

Я отодвинула кулису. Сарабет вручила мне цветы, которые успела собрать, а потом вдруг пискнула и неуклюже замахала руками. Она всегда так визжала, если вдруг залетал мотылек. Была бы нормальная, открыла бы молча окно, да и все.

Хотя в этот раз испугалась она не мухи. Один из букетов в моей руке был насквозь мокрым, но не от воды.

С цветочных стеблей стекали красные липкие капли, похожие на сироп. Они капают, капают, пачкают все вокруг. Цветы кровоточат. Я вся в крови.

Окоченев от ужаса, медленно опускаю голову. Перед глазами все плывет, но я усилием воли навожу резкость. Постепенно приходит понимание. В моих руках сверток из нежно-розовой бумаги, а внутри всякий бред: бумага, тряпки – похоже, разодранная на полоски белая футболка. Все пропитано кровью.

Руки безвольно опускаются, цветы летят на пол, а вместе с ними и эта дрянь. Какой-то ночной кошмар. Брызги крови попадают на стену, на кулису. Мои пальцы все в липкой красной жидкости. Сарабет отшатывается, задыхаясь. Струйка крови бежит у меня по бедру, по коленной чашечке, срываясь, капает на носок пуанта. Я смотрю на него, будто в трансе. Сладкий запах говорит мне о том, что кровь ненастоящая. Уж тот дух я никогда не забуду.

– Божечки, – шепчет Сарабет. – Божечки мои!.. Ви, какой ужас!

Она вытягивает руку, указывает окровавленным пальцем на пол.

Там валяется карточка из цветочного магазина. На таких пишут пожелания. Ни я, ни Сарабет не отваживаемся нагнуться и поднять ее.

– Кто-то подарил тебе такой букет?

– Нет, я сама его себе преподнесла!.. Какие-то твари решили пошутить. В лицо сказать не могут, решили напакостить.

– Что сказать, Ви?

Мама дорогая, вот куриные мозги. Мне даже стало ее жаль.

Смотрю на Сарабет в упор, пока она не отводит глаза, покраснев. Вспомнила наконец-то.

Но как это могло произойти? Невозможно, невероятно! Тех, что способны были выкинуть что-то подобное в вечер моего триумфа, нет на свете. Рейчел и Гэрмони мертвы. Все знают: Ори их убила. Убила их из-за меня. А потом погибла сама.

Самое странное, что я не могу вспомнить, как этот букет оказался у меня в руках. Некоторые бросали цветы мне под ноги, некоторые подходили и вручали их, при этом обнимали меня, поздравляли. Все в открытую, на глазах у зала.

Лица сливались. Улыбки – все они улыбались, кислое дыхание, запах мятной жвачки, запах табака. Никто не походил на человека, способного всучить сверток с тряпками и рваной футболкой, пропитанный фальшивой кровью, при этом улыбаясь и говоря комплименты. Никто из тех, кто остался в живых.

По спине ползет мороз. Вспоминаю, как искала глазами Ори – не тех двоих, а только ее, Ори, – стоя за кулисами перед выходом. Я чувствовала, что она среди зрителей, хотя и знала, что это невозможно. Тоненький голосок в голове говорил мне, что она в зале.

«Она была там сегодня, Ви. Она пришла посмотреть на тебя».

Да, Ори хотела вручить мне гадкий, отвратительный букет, она мечтала напомнить о себе. Она завернула его в розовую бумагу – мой любимый цвет – и спрятала среди складок карточку, которая лежала сейчас на полу. Мне была видна надпись на обороте: «Поздравляю с радостным днем!» Серебряные буквы на белом фоне. Обычная поздравительная открытка, которые бесплатно можно взять в цветочном магазине. Их подписывают, поздравляя с юбилеем или со свадьбой. Но за эту карточку заплатили отдельно или стянули тайком, ведь цветы к ней не прилагались. Интересно, подписали ее или нет? Надо посмотреть на обороте.