– Не вижу никаких преград, – ответила я с улыбкой на лице, при этом ясно ощущая, что эта затея приносит больше удовлетворения именно мне. – Пойдем, я угощу тебя кофе.

– Нет-нет, – запротестовала Элисон и попятилась. – Не стоит. Приходи завтра сама в любое время, ладно?

Я согласилась и с нетерпением принялась ждать следующего дня. Прямо чувствовала, что наша частная беседа окажется весьма интересной, и даст мне некоторую пищу для размышлений. Сейчас мне довольно лестно осознавать, что я оказалась тем самым человеком, которому Элисон хоть в некоторой степени смогла приоткрыть завесу своих страхов, пусть даже в самой мизерной степени. А на самом деле, даже страшно подумать, о чем этой юной и нежной девушке приходилось ежедневно разговаривать с самой собой, пока ее одиночество, – от которого она особо и не стремилась уйти, – не достигло в ней точки кипения. И кажется мне, что и сама Элисон не вполне понимала, почему же ей, в конце концов, захотелось поговорить.

Когда же, вскоре после полудня, я явилась, Элисон встретила меня одна. Родители, по ее словам, уехали в Санторин, где собирались пробыть до вечера. Ничто во внешности или поведении Элисон не говорило о каком-либо волнении, наоборот, она была абсолютно спокойной и по-прежнему, словно не заинтересованной в происходящем. Уверена, она к этому не стремилась, но все же, я почувствовала неприятное ощущение, что именно мне делают одолжение.

– Как все это будет выглядеть? – помню, спрашивала Элисон, когда я делала снимки ее полотен.

– Что именно?

– Какие ты будешь задавать вопросы?

Я с некоторым удивлением коротко посмотрела на нее и пожала плечами.

– Ты можешь просто рассказать о себе немного. Рассказать то, что считаешь нужным. Я же не собираюсь писать твою биографию, Элисон. Это будет лишь небольшая статья, что-то вроде презентации.

– И где она будет опубликована?

– На официальном сайте телеканала, чьи интересы я представляю, в разделе «культура и искусство». Люди интересующиеся обратят внимание. Кстати, у тебя есть какая-нибудь личная фотография, которая тебе особо нравится?

– Найду что-нибудь. И что будет дальше?

Я посмотрела ей в лицо и увидела в глазах девушки легкий оттенок тревоги.

– Элисон, у меня такое ощущение, что вся эта затея тебе совсем не интересна, – беззлобно сказала я. – Не так ли?

– Не совсем, – потупилась девушка. – На самом деле, мне интересно, что другие люди смогут увидеть в этих картинах. Но…

– Тебе не интересно внимание?

– Да.

– Но почему?

Элисон улыбнулась уголками губ, и отвела взгляд.

– Это бессмысленно, – тихо произнесла она, а затем словно спохватилась и добавила: – Какой кофе ты пьешь?

– Черный, сахара на кончике ложки буквально.

Собственно, я и не собиралась вести беседу в форме интервью, а рассчитывала больше на дружеский разговор. Когда мы сидели в гостиной, друг напротив друга, я объяснила Элисон, что она никак не проснется знаменитой после моей статьи. Что, максимум, на нее обратят внимание люди интересующиеся живописью, но их интерес вряд ли перевернет ее жизнь с ног на голову. Такой расклад, казалось, устраивал девушку, и она вновь погрузилась в свое спокойное равнодушие.

– Как давно ты пишешь? – спрашивала я.

– Месяцев девять, может чуть больше. То есть с серьезным подходом. После развода, в общем, – без стеснения объяснила Элисон.

– А ранее?

– Ну, я хоть и всегда интересовалась искусством, и даже три года училась в Санторинском университете искусств, но не думала, что живопись когда-то станет моим основным занятием. Это было больше похоже на хобби. И учиться мне было лень. Поэтому, когда вышла замуж, то бросила учебу, считая, что жизнь моя отныне устроена. В принципе, так оно и было, – задумчиво добавила Элисон, все более подкрепляя мои догадки. – В профессиональном плане меня больше интересовала литература, к тому же детская. Когда-то я мечтала о славе Джоан Роулинг.