– Мастер Оукден, мне очень жаль, – вздохнул я.

– И мне тоже. А еще мне жутко страшно. – Переводя дыхание, Джеффри снова выглянул в окно. – А теперь, пожалуйста, уйдите. И прошу вас, больше не впутывайте меня в эту историю.

– Я постараюсь сделать так, чтобы впредь вас не беспокоили. Но если Элиас все же вернется, не могли бы вы сообщить мне об этом в Линкольнс-Инн?

Оукден не обернулся, но устало кивнул.

– Благодарю вас, – снова сказал я. – Извините, пожалуйста, что так вышло. – Затем я повернулся к Николасу. – Пойдем уже! Ну и кашу ты заварил!

Я быстро шел по Патерностер-роу. Лицо у меня болело после удара Элиаса. Скоро во всей красе проявится синяк.

– Нужно заявить констеблю, – сказал Николас. – Побег подмастерья от хозяина – серьезный проступок…

– Мы еще не знаем, сбежал ли он, – ответил я. Кроме того, я не собирался вмешивать в это власти – во всяком случае, предварительно не посоветовавшись с лордом Парром. Остановившись, я повернулся к своему спутнику. – И о чем ты только думал, назвав это имя?

– Я услышал, как вы и мастер Оукден говорите про этого человека, когда подошел к двери. Это показалось мне важным. И я подумал, что будет неплохо припугнуть этого наглеца.

– Разве ты не видел, что под своей наглостью он скрывает страх?

– Я видел только, что он разговаривает с вами не так, как подобает неотесанному подмастерью с человеком вашего ранга.

– Да уж, Николас, ты буквально помешан на рангах и классах, а Элиас раздражал тебя, вот тебе и захотелось поставить его на место. Я старался успокоить этого паренька, чтобы завоевать его доверие. Разве ты не знаешь поговорки, что не стоит пришпоривать коня сверх меры? Из-за тебя мы потеряли самого ценного свидетеля.

Овертон, казалось, упал духом:

– Вы же сказали, что я могу задавать вопросы.

– После того, как хорошенько их обдумаешь. А ты долго не раздумывал, но просто отреагировал на его поведение и дал волю эмоциям. Для юриста это самое страшное. Больше никогда у меня на службе не изображай из себя галантного джентльмена.

– Мне очень жаль, – сухо сказал молодой человек.

– И мне тоже. А уж как сожалеет бедный мастер Оукден…

– Похоже, это убийство затрагивает самые деликатные религиозные вопросы, – тихо проговорил Николас.

– Тем больше причин и вести себя осмотрительно, – проворчал я. – А теперь возвращайся в Линкольнс-Инн. Поступаешь в полное распоряжение Барака, будешь делать все, что он велит. И ни слова о том, где мы были. Думаю, даже ты понимаешь, сколь важно хранить конфиденциальность в ходе этого расследования. А сейчас я тебя покину, у меня есть важное дело в другом месте.

Я повернулся к Овертону спиной и пошел прочь, к реке, чтобы взять лодку и добраться до Уайтхолла.

Я спустился по ступеням к Темзе. Вдоль берега стояли в ожидании множество лодочников, выкрикивавших: «А вот кому на восток?» или «А вот кому на запад?» – в зависимости от того, куда они намеревались плыть: вверх или вниз по реке. Я подозвал одного из тех, кто собирался вверх, и он подогнал лодку к ступеням.

Мы проплыли мимо дворца Уайтхолл, и я попросил причалить к Вестминстерской пристани, чуть подальше. У общей пристани Уайтхолла слуги выгружали из другой лодки огромные вязанки дров, вероятно предназначавшиеся для дворцовых кухонь. Мне снова вспомнилась вчерашняя казнь, и меня аж передернуло. Лодочник странно посмотрел на меня. Я опустил глаза и стал разглядывать его руки, ловко орудовавшие веслами. Руки у этого сравнительно молодого человека уже были натруженными и узловатыми. Я знал, что с годами лодочники приобретают болезненный артрит, суставы теряют гибкость и застывают в согнутом положении. И все это только ради того, чтобы перевозить богатых людей, вроде меня, куда им надо.