– Я не могу, – сказала она.

Он посмотрел на белую руку, вылепленную так красиво, что скульптор вздохнул бы над ней в отчаянии от своей неспособности подражать ей, и все же протянул руку.

– Я не имею ничего против муки, – сказал он не так, как сказал бы мистер Адельстоун, а просто, естественно.

Стелла протянула ему один маленький конический пальчик, он взял его и подержал мгновение, глядя ей в глаза с улыбкой; затем он отпустил его, не сказав ни слова банального комплимента, но молча, и повернулся к мистеру Этериджу.

– Совершенно безнадежно просить вас простить меня за то, что я вас отрываю, я знаю, поэтому я не буду, – сказал он, и Стелла заметила, что в его голосе была откровенная искренность, почти мальчишеская, но полная уважения. Ей сразу показалось, что он знал и уважал старика с тех пор, как тот, Лейчестер, был мальчиком.

– Как поживаете, милорд? – сказал мистер Этеридж, протягивая ему свою длинную тонкую руку, но все еще как бы удерживая ее на своем любимом мольберте. – Выгуливаете собак? Они безопасны? Будь осторожна, Стелла!

Потому что Стелла стояла на коленях посреди них, подружившись с огромным мастифом, к большому ревнивому отвращению остальных, которые буквально толпились и толкались вокруг нее.

Лорд Лейчестер огляделся и на мгновение замолчал; его глаза были прикованы скорее к коленопреклоненной девушке, чем к собакам. Затем он вдруг сказал:

– Они полностью безопасны, – а затем добавил для Стеллы, – они абсолютно безопасны, мисс Этеридж.

Стелла повернула к нему лицо.

– Я не боюсь. Я бы так же быстро подумала о том, чтобы укусить их, как они мечтали бы укусить меня, не так ли? – и она положила огромную голову мастифа себе на колени, где она лежала, а его большие глаза жалобно смотрели на нее, когда он лизнул ее руку.

– Боже мой, как их много! – сказал мистер Этеридж, который любил собак – на холсте.

– Мне не следовало приводить их, – сказал лорд Лейчестер, – но они будут совершенно спокойны и не причинят вреда, уверяю вас.

– Мне все равно, если они не укусят мою племянницу, – сказал мистер Этеридж.

– Этого можно не опасаться, – тихо сказал он, – иначе я не позволил бы ей приближаться к ним. Пожалуйста, продолжайте свою работу, или я буду думать, что я вам мешаю.

Мистер Этеридж указал ему на стул.

– Не хотите ли присесть? – сказал он.

Лорд Лейчестер покачал головой.

– Я пришел попросить вас об одолжении, – сказал он.

Мистер Этеридж кивнул.

– Что это?

Лорд Лейчестер рассмеялся своим редким смехом.

– Я дрожу в своих ботинках, – сказал он. – Мой язык прилип ко рту от волнения…

Старый художник оглянулся на него, и его лицо расплылось в улыбке, когда его взгляд остановился на смелом, красивом лице и непринужденной грации говорившего.

– Да, вы выглядите чересчур напуганным, – сказал он. – Что это?

Было заметно, что, за исключением его первого приветствия, старик не дал ему преимущества своего титула; он знал его, когда Лейчестер был мальчиком, бегал туда-сюда из коттеджа, всегда сопровождаемый сворой собак и обычно совершал какие-то пакости.

– Я хочу, чтобы вы нарисовали для меня небольшую картину.

Старик застонал и твердо посмотрел на свою картину.

– Вы знаете поляну в лесу, открывающуюся напротив маленького острова. Я хочу, чтобы вы ее нарисовали.

– Мне очень жаль, – начал старик.

Лорд Лейчестер продолжал, мягко перебивая его:

– Вы видели ее в последнее время? – сказал он, и пока он говорил, Стелла вошла в комнату, увлекая за собой мастиффа, с горстью печенья, которое она взяла из шкафа. – Там очень красиво. Это самый красивый уголок на всей реке. Прямо от ручья он тянется зеленым, с молодыми весенними листьями, к небу над холмом. На открытом пространстве между деревьями первоцветы расстелили золотой ковер. Я видел, как два зимородка плыли по ручью, когда я стоял и смотрел этим утром, и, глядя, я подумал, как хорошо, как восхитительно вы бы изобразили это на холсте. Подумайте! Ярко-зеленый, золотой передний план, небо раннего лета, венчающее все, и отражающееся в реке, бегущей внизу.