Привыкнув к холоду, он с силой отталкивается ногами, и от его движений водная гладь покрывается рябью. Он чувствует себя почти художником, когда вот так перемещает с места на место свет, тень и воду, устремляясь пулей к середине озера. Он переворачивается в воде на спину, ощущает почти-тепло первых солнечных лучей. Зеленушки, Бог – все это принадлежит ему. Он лежит на воде, подобно плавучей коряге, и снова закрывает глаза.

Ясно, чего ему хочется на самом деле, – с того самого момента, как он перестал считать пинты: ему хочется девушку. Если вам интересно, с этим в городе большой дефицит. Все его ровесницы либо чьи-то жены, либо чьи-то бывшие, либо вообще такие, кого и багром ткнуть не решишься: шлюхи. Архитектурные стрижки. Предположительный хламидиоз. Впрочем, теперь и те, что помоложе, стали небезопасны. В созревших девочках-подростках нехватки не наблюдается, они стоят и строят глазки ребятам из бенда, но Гет ведь не извращенец. Он не станет трахать кого-то, кто родился после чертова миллениума, это ясно. Он ощущает, как по лицу скользят тени лиственниц, и вспоминает: пошел в туалет и достал телефон. Пока ссал, листал приложение – менял настройки, чтобы расширить географические границы поиска. Две мили. Пять миль. Десять. Иногда, когда Гету просто хочется переспать по-быстрому, он садится за руль и едет в Честер или какой другой крупный город поблизости, идет там в паб и включает приложение в телефоне. Число вариантов удваивается, утраивается, бесконечно множится, разворачивается под его пальцами веером. У него в городке такого не увидишь, а если попробовать здесь, в Ти Гвидре, наверняка не найдется вообще ни одного предложения. «В данной области поиска совпадений нет». Шансы тут стремятся к гребаному, мать его, нулю. Впрочем, вчера, когда он пошатываясь вышел из мужского туалета, ему повезло. В бар заявились Айоз Гриффитс и Рич Джонс и стали подбивать народ ехать в Ливерпуль. Если разбить такси на всех, будет не так уж и дорого. Гет тогда почувствовал тяжесть телефона в кармане джинсов и вообразил себе целый мир возможностей.

Когда он выбирается из озера, уже совсем утро. После холодной воды в теле сохраняется радостное возбуждение, он снова натягивает ботинки, обходит дом кругом и идет к своему пикапу. Это «Хайлакс-МК3» 1996 года с одинарной кабиной. Теперь такой антиквариат днем с огнем не сыщешь, но Гет взял машину за бесценок в салоне подержанных авто до того, как модель приобрела культовый статус. Красная, но не то чтобы прям однородная – с полосами ржавчины тут и там и с пятнами шпаклевки в надколесных дугах. Этот грузовичок создавали для того, чтобы на нем работать, – в отличие от понтовых внедорожников, которые богатеи покупают своим женам, чтобы те возили на них в школу и обратно детишек: «Рендж-Роверы» с высосанными из пальца прозвищами, которые сокращаются и используются вместо цифр на номерах; «Дискавери» оттенков «серебро» и «бордо», отполированные до такой степени, что солнце отражается в капотах с яркостью магниевой вспышки и ослепляет на перекрестках. Гета от таких машин тошнит. Людям просто деньги некуда девать. Сегодня его мутит и при виде собственного пикапа: при мысли о том, что вчерашней ночью ему пришло в голову сесть за руль, кажется, будто кто-то вынул из него все внутренности. Он сразу вспоминает, как туман над болотами сгущался до состояния твердого тела и Гет безопасности ради полз по обочине Олд Булч на скорости двадцать миль в час.

Сейчас бы кофе. Гет забирается в кабину и роется в хламе под ногами – где-то там, он точно знает, должна быть старая походная плитка и банка растворимого порошка. Хрустящие газеты, которые приобрели оттенок плохих зубов. Старая футболка с Sonic Youth, пропахшая потом, смолой и опилками. Во рту как в помойке. Слишком сладко. И опять это ощущение сдавленного черепа.