– Что, черт возьми, происходит? Кто опустил клетку? – Она подошла к краю пристани и уставилась на Неверфелл. – Ты видела, кто это? Ты видела, кто опустил клетку?

Все, что могла Неверфелл, – только тупо качать головой и попытаться понять, что же произошло. Кто-то пытался убить ее, и не по приказу следователей.

С этих пор возле ее клетки постоянно находился стражник. Часов не было, освещение не менялось, и кое-как считать дни можно было только благодаря тому, что ей на «сковородке» приносили еду и воду. Неверфелл не могла сказать, сколько она продремала, когда ее разбудило тихое вежливое покашливание.

На пристани стоял незнакомый высокий мужчина. Он внимательно рассматривал Неверфелл. В его осанке не было присущей следователям жесткости, наоборот, он прислонился к стене с таким видом, как будто решил отдохнуть во время прогулки. В руке он держал лампу, но Неверфелл могла рассмотреть только его туфли.

– Посмотрим-ка на тебя. – Голос у него был добрый.

Неверфелл послушно дышала на свою лампу, пока та не засветилась ярче, озаряя ее лицо. Незнакомец долго и внимательно изучал его. Он не дрожал.

– Значит, это правда, – тихо сказал он спустя некоторое время. – Это… воистину поразительно. О, секунду. Это ведь нечестно, правда? Секунду. – Он поднял свою лампу и дул на нее, пока та не разгорелась. – Так мы равны, верно?

Лампа осветила вытянутое лицо с узкой черной, как будто нарисованной бородкой. Серьезные внимательные глаза, подвижный рот – тайник незаметных улыбок. Его Лицо выражало самоуверенность, готовность развлечься и крошечную каплю сочувствия. Самое дружелюбное Лицо, какое Неверфелл видела с момента своего ареста.

Ростом выше среднего, необыкновенно худой, причем одежда еще больше подчеркивала высокий рост и худобу. Пальцы перчаток были длиннее, чем нужно, с подушечками на концах, чтобы руки выглядели более утонченными. На длинном бордовом пальто из кротовьих шкурок были вертикальные полоски.

– Ты боишься, – заметил он, внимательно рассматривая Неверфелл. – Ты растеряна, борешься с ощущением несправедливости и предательства и понятия не имеешь, что происходит, не так ли? – Он покачал головой и слабо улыбнулся, потом пробормотал: – Идиоты. Прячутся и болтают о том, какие ужасные Лица ты корчишь. А чего они ждали, подвесив тебя над Спуском Ярости?

– Я не корчу Лица! – отчаянно завопила Неверфелл. – Я даже не знала, что они у меня есть, я не помню, чтобы я их учила! И я не знаю, почему они так меняются! Пока не оказалась тут, я никогда не видела зеркала! А теперь кто-то хочет меня убить, и я не знаю почему! Вы должны поверить мне!

– Да. Да, я действительно тебе верю. – И снова эта легкая мрачная улыбка. – Ох! Мы должны что-то придумать, не так ли? – Он тихонько стукнул каблуком о стену. – Ты хочешь выбраться отсюда?

Неверфелл вцепилась в прутья клетки и отчаянно закивала, умудрившись выдавить из себя тишайшее, скромнейшее «да».

– Посмотрим, что я могу сделать. Но ты должна довериться мне. Что ты рассказала Следствию?

Неверфелл напрягла мозги.

– На самом деле ничего, они ни о чем не спрашивали меня, после того как я разбила зеркало.

– Ну что ж, тебе придется рассказать им свою историю. – Он поднял руку, не позволяя Неверфелл возразить. – Я вижу, что ты пытаешься кого-то защитить. Однако позволь мне рассказать, что им уже известно. Они знают, что тебя зовут Неверфелл и что ты – подмастерье сыродела Грандибля. После того как вода канала смыла с тебя гвоздичное масло, запах сыра уже ничто не заглушало, и они сразу же определили, чем ты занимаешься. А потом это был уже вопрос времени – как быстро курьеры, бывающие в сырных туннелях, опознают твою бархатную маску.