– Передо мной невозможно устоять.

Сигридюр печально улыбается.

– Твой пабби знал бы, что делать.

– Мне тоже его не хватает.

Роуса обнимает ее, закрывает глаза и вдыхает кислый запах шерсти и пота, который напоминает ей детство.

Отец Роусы, Магнус, епископ Скаульхольта, умер почти два месяца тому назад. Все началось с резей в животе, но уже через месяц его так разнесло, словно он носил под сердцем ребенка.

В селе, разумеется, поговаривали, что это наверняка дело рук какой-нибудь ведьмы, затаившей на него злобу после того, как он наложил запрет на руны и заклинания, хотя все прежние епископы в открытую читали саги наравне с Библией. Сплетников Магнус презирал: он осудил их в одной из проповедей и пригрозил отлучением от церкви. Это заставило людей умолкнуть, но болезнь, пожирающую его тело, остановить не могло. Перед летним солнцеворотом Магнус умер, не оставив жене и дочери почти никаких средств к существованию. Роскошный дом со стеклянными окнами и обшитыми деревом стенами он давно продал, а вырученные деньги истратил на нужды церкви. Он предпочел жить, как и его паства, в маленьком и тесном дерновом домишке.

Богатства услаждают плоть, но губят душу. Лучше жить скромно, как Христос.

Пока он был жив, сельчане проявляли щедрость, и в придачу к еженедельной десятине все семейство получало столько эля и баранины, что даже создавалось впечатление достатка. Однако после смерти пабби Роуса очень быстро поняла, что они в отчаянном положении.

Вскоре ее мама начала кашлять, и при каждом вдохе в ней что-то клокотало, словно воздух, поднимающийся со дна болота. По ночам Роуса лежала в baðstofa и слушала, как в груди Сигридюр булькает жидкость. Она помнила, что рассказывал ей пабби о четырех гуморах: если легкие наполнятся водой, человек захлебнется.

Роуса видела, как мать хрипит и чахнет, как недуг иссушает ее, превращая в старуху с землистой кожей и запавшими глазами. Для себя она уже ни о чем не мечтала, и вся ее жизнь была отныне подчинена одной-единственной цели: не дать маме умереть.

В первое воскресенье июля, спустя месяц после смерти Магнуса, Роуса отправилась в церковь помолиться, чтобы Бог указал ей путь. Тем утром они с мамой доели почти все остатки skyr, но попрошайничать было ниже их достоинства.

По дороге в церковь она увидела Маргрьет, которая чертила палкой какие-то линии на земле возле дома. Заслышав шаги Роусы, она обернулась и торопливо стерла башмаком нарисованное.

– Просто строчка из Библии, – сказала она, поморщившись и сердито выпятив подбородок, и заправила выбившиеся седые пряди обратно под поношенный чепец.

– И какая же? – не удержалась Роуса. Всем было известно, что Маргрьет не знает грамоты и завидует Роусе, которая умеет читать и писать. Разумеется, она чертила руны.

– Одна из Десяти заповедей, – отрезала Маргрьет. – В картинках. Полно тебе ухмыляться, Роуса. Я видела этого твоего воздыхателя.

– Моего воздыхателя? – Роуса ощутила, как жар приливает к ее щекам.

– Не прикидывайся дурочкой. Паудль твой в воскресенье дерн ковыряет вместо того, чтоб в церковь идти. Тебе стоит держать его в узде, ежели хочешь, чтобы из него вышел хороший муж.

– Так найди девушку, которая за него замуж собирается, и выскажи все это ей. Быть может, Маргрьет, ты как раз ее отыщешь, когда отправишься в церковь вместо того, чтобы картинки рисовать у себя под дверью.

Ответа Маргрьет Роуса дожидаться не стала и поспешила дальше. По пути она озиралась по сторонам в поисках Паудля, но его не было. Не оказалось его и в числе нескольких десятков прихожан, которые сперва обернулись к ней, а потом отвели глаза, перешептываясь, когда она вошла в церковь.