Эдельхейт склонился над пустым сейфом. Железная коробка имела множество сточенных сварных швов. На обратной стороне дверцы остались две шестерни, остальные вылетели. Такая конструкция, может и, выглядела солидно и отвечала моде прогресса, но на практике делала сейф слабым и уступала по надёжности старым образцам.

«Ещё один памятник собственному тщеславию», – подумал Эдельхейт.

Однако внутри сейфа оказалось довольно чисто. Пострадала лишь дверца. А значит, содержимое точно оставалось в порядке, когда сейф открыли.

– Ваш вор – определённо опытный взрывотехник. Сначала он вскрыл маленьким взрывом сейф и забрал всё оттуда

– Хотите сказать, что сейф вскрыли отдельно и до того? Его раскурочило не взрывом от поезда?

– Верно. Хотя и очень старались всё представить так, словно его «раскурочило», а содержимое сгорело.

– Как это возможно?! – воскликнул Вильямсон.

– Полагаю, пироглицерин.

– Что-что?

– Нитроглицерин. Через шприц его можно ввести в замочную скважину, а потом подвести провод и бах – сейф открыт. После того, как вор всё забрал, он заложил динамит и подорвал ваш поезд.

– Вы настаиваете, что целью был не поезд, а сейф?

– Целей могло быть больше одной.

Вильямсон серьёзно задумался. Эдельхейт мог бы поклясться, что у Вильямсона под шляпой зашевелились волосы. Перспектива уничтоженного содержимого пугала Вильямсона не так сильно, как содержимого украденного.

Словом «вор» Вильямсон явно говорил, что его обокрали, но настаивает на саботаже как личном оскорблении. Однако магнат-изобретатель, этот «торговый принц» наступил на горло своей гордости и обратился к Эдельхейту только несколько дней спустя, когда обнаружилась пропажа из сейфа.

Детектив проницательно взглянул на хозяина фабрики.

– Мистер Вильямсон, если бы вы могли вернуть одну из пропавших вещей, что бы вы выбрали: поезд, деньги или чертежи?

– Чертежи… – неохотно признал Вильямсон. Пропавшие чертежи ему дороже всех построенных поездов. И этот детектив слишком быстро это понял.

Эдельхейт хотел что-то сказать, но его вопрос прервал протяжный гудок с другого конца фабрики. А потом у самых ворот послышался звонкий голос мальчишки-газетчика:

– Срочная новость! Взрыв цеха Вильямсона был прикрытием! Пропала огромная сумма денег! Вильямсону нечем заплатить рабочим! Акции его компании упали на несколько пунктов! Вильямсон на грани разорения! Неужели это конец торговой империи «принца» и отца прогресса?

Лицо Вильямсона внезапно стало пунцовым, руки сжались в кулаки. Он выскочил вон, едва не перейдя на бег. Выхватил у мальчика газету и, не обернувшись, запрыгнул через открытую дверцу в паромобиль.

Эдельхейт успел увидеть, как взвизгнула и резко тронулась с места машина, оставив на брусчатке след от колёс. Вильямсон умчался прочь, совершенно забыв о своём намерении приглядывать за детективом. Гай проводил удаляющийся паромобиль проницательным взглядом, а затем заплатил мальчику за газету.

В редакцию Чарльза Стонбая влетела буря по имени Грегор Вильямсон. Тот вышибал двери и размахивал тростью так, что все окружающие разбегались, опасаясь получить набалдашником. Машинистки поднимали головы от печатных машинок и удивлённо смотрели вслед. В конце концов «буря» дошла и до двери главного редактора. Вильямсон распахнул её с такой силой, что дверь едва не слетела с петель.

– Стонбай, мерзавец! – взревел Вильямсон, и Стонбай подпрыгнул от неожиданности.

– Мистер Вильямсон, как это понимать? – воззрился газетный магнат со смесью удивления и страха.

– Это как вас понимать, мистер Стонбай! Что за пасквили вы тут пишете?!