После ее смерти мне пришлось переезжать обратно к матери и доучиваться последний год в новой школе. То время я вспоминаю, содрогаясь. Она быстро продала тот дом, в котором мы жили с бабушкой, и кутила на эти деньги, забыв обо мне. Что, безусловно, было мне на руку. Только вот, когда деньги кончились, она стала срываться на мне и, что еще хуже, ревновать своих собутыльников ко мне. Единственным плюсом было то, что она не подпускала ко мне своих мужиков. Мне не разрешалось выходить из комнаты, когда к ней кто-то приходил, да я и сама бы ни за что не вышла оттуда. А закончив школу, я смоталась в общагу. Первые полгода просыпалась от кошмаров, мне все казалось, что ко мне в комнату кто-то крадется.

Все равно, когда мама звонит, я не могу не прийти ей на помощь. Когда не отвечаю ей, то ужасно накручиваю себя, а потом еще больше переживаю. Помню, как мама присутствовала на всех моих утренниках, как она поддерживала меня, а потом все изменилось. Даже не помню, почему. Когда я спрашивала об этом бабушку, она отмалчивалась и глубоко задумывалась, а потом у нее поднималось давление или прихватывало сердце, поэтому я старалась не затрагивать эту тему.

Очнулась я только тогда, когда возле нашей парты остановился преподаватель, который смотрел на Аню. Я повернула голову и, увидев, что подруга спит, тут же незаметно толкнула ее. На нее это вообще не похоже. Обычно она внимательно слушает преподавателя. Я с ужасом слушала, как Аню отчитывают, и чувствовала свою вину. Все-таки я отвлеклась и вовремя не предупредила ее.

Жду Аню в коридоре, пока она разговаривает с Данилом Андреевичем и кусаю ногти. Дурацкая привычка. Когда я нервничаю, то начинаю ковырять маникюр. Аня выходит из аудитории злой и раздражительной, а я стараюсь понять, что связывает нашего преподавателя и подругу.

— Ты видела, какой классный у нас преподаватель? А какие у него глаза красивые, мммм, – здесь я не преувеличиваю. Глаза у него, правда, особенные.

— Обычные у него глаза, – пробурчала Аня в ответ.

Никакой ревности от нее я не заметила, значит или их что-то связывало очень давно и уже отболело, либо я просто ошибаюсь, и между ними ничего нет, и они никогда не сталкивались. Но что-то подсказывает мне, что они все-таки знакомы, и ничем хорошим это не закончилось, судя по их взаимным взглядам друг на друга.

— Эй, ну ты чего? Расстроилась из-за дополнительного задания?

— А ты как думаешь? – ехидно спрашивает она. – Могла бы и разбудить меня.

— Прости, – раскаянно говорю я. – Просто не могла глаз оторвать от Данилы Андреевича и не заметила, как ты уснула.

Вру я и не краснею. Не говорить же про проблемы в семье. Вряд ли она захочет об этом слышать, потому что у нее самой творится что-то неладное. Да и не особо хочется трепаться о том, что моя мать алкоголичка. Мне хватило того, что об этом все знали в школе.

— Господи! – закатила она глаза. – Было бы на что смотреть! Он похож на какого-то страшного медведя и шутки у него дурацкие. К тому же не такой он красивый, как все говорят.

Мы остановились посреди коридора, и я видела, как Данила Андреевич подходит к нам, но Аня так громко и быстро тараторила, что не обращала внимание на мои знаки, закрыть рот.

— Значит, шутки мои вам не нравятся, – сказал Данил Андреевич.

У Ани округлились глаза, и она с шумом втянула в себя воздух, а потом медленно повернулась к нему.

— Главное, что мне безумно нравится ваш курс.

Данила Андреевич поморщился и, развернувшись, пошел в другую сторону.

— Черт! – хлопнула себя по лбу Аня.

— Даааа, подруга. Ну ты даешь! Я же тебе знаки подавала, чтобы ты замолчала!