– Томограмма твоего мозга показала, что ты даже идиотом не станешь. Исчезнешь как личность, и всех делов. А может, и совсем того… Нельзя тебе память стирать. Кажется, ты прописался тут навсегда, сержант.

Я нервно сглотнул. В глазах потемнело. Оставаться в АТРИ до конца своих дней мне не хотелось. ОЧЕНЬ!

– А ошибки никакой нет, товарищ прапорщик? – спросил Леха, участливо поглядев в мою сторону.

– Никакой, Денисов, – подтвердил Галунзе. – Все четко, как в аптеке.

– А когда нас успели под томограф засунуть? – продолжил Леха.

– Ясно когда – пока вы в отключке валялись. Не думайте, что одним сканированием обошлись, было комплексное медицинское исследование. Сняли все ваши параметры жизнедеятельности и в компьютер заложили. Тут на каждого из нас своя биокарточка есть.

Галунзе повернулся ко мне:

– Да ты не переживай, Павлов. Наука развивается, яйцеголовые шуршат, как электровеники. Не сегодня, так завтра что-то придумают. Что скажешь, сержант?

– Ничего, – еле шевеля губами, прошептал я. – Безвыходных положений не бывает.

– Ну да, – подтвердил прапорщик. – Выход всегда есть. Как у жратвы: либо через рот, либо через жопу. В АТРИ чаще всего второй вариант.

После обеда нам разрешили побыть в комнате до следующего утра: пережить шок, привести мысли в порядок. Галунзе покинул нас, сказав, что займется мной и Лехой по особой программе и обязательно возьмет «в ежовые рукавицы».

– Ужин с шести до восьми, – предупредил он.

Я сидел на койке и нервно крутил в руках сигарету. Никогда раньше не курил, а тут вдруг надумал. Леха, у которого я стрельнул пачку дорогого курева, купленного еще на Большой земле, сочувственно молчал.

Но тут в комнату бесцеремонно ввалился долговязый черноволосый парень чуть постарше нас. У него был большой рот, делавший его похожим на лягушку. В руках парень держал бутылку водки.

– Привет, зеленые! – осклабившись, сказал он. – Будем знакомиться. Старший сержант Марченко, позывной – Марчелло. Череповецкие или, на худой конец, вологодские есть?

Услышав, что нет, он ни капельки не расстроился:

– Ладно, может, еще и пришлют зему. Побазарим?

Он без спроса уселся на мою кровать, развалился, вытянув длинные, как у журавля, ноги в светло-коричневых казенных тапочках. Бутылку поставил на стол.

Парнем Марчелло оказался словоохотливым:

– Сигареткой не поделитесь? Я как в коридор вышел, носом покрутил – чую, табачком хорошим потянуло. Здорово, думаю. У нас с этим делом неважно. В лучшем случае выдадут болгарский «Дукат», от него горло дерет. А обычно «Розочку» вьетнамскую. С девяностых еще на складе валяется, никому на… короче, совсем не нужная. Ваще непонятно, что эти узкоглазые вместо табака напихали, наверное, бамбук нарубленный. Кислятина, брр! – Он поморщился.

Леха придвинул ему початую пачку. Марчелло взял сигарету, прикурил и, затянувшись, заговорил:

– Не ссыте, пацаны. Жить можно везде, особенно если ты шаристый боец, а, как стать таким, я научу. – Он перевел взгляд на водку и сказал: – Стаканы доставайте. Я, в конце концов, в гости пришел или как?

В качестве закуски использовали тушенку. Марчелло покрутил жестяную банку в руках:

– Ишь ты, по госту сделано. Хоть и верится с трудом, но всяко лучше здешней убоинки. У вас много с собой? Может, продадите? Заплачу по сто пятьдесят за каждую.

Я порылся в вещмешке, вынул оттуда пару банок:

– Держи.

– Сколько с меня?

– Нисколько. Подарок. Ты же нас водкой угощаешь.

Марчелло усмехнулся:

– Спасибо. Дернем за знакомство.

Мы выпили, закусили.

Гость снова заговорил. Похоже, он мог трепаться непрерывно, но нам его словесный понос еще не приелся, и мы слушали с удовольствием, благо рассказчиком Марчелло был первостатейным. Он открыл нам глаза на многое, в частности, рассказал о стороне, не затронутой в учебном фильме.