Он мгновенно перешел от сна к бодрствованию и сейчас – хотя спросонья не понял ни характера разбудившего звука, ни направления, откуда он донесся… Но рука тут же скользнула под подушку. Вернее, под сложенный старый ватник, ее заменявший. Пальцы сомкнулись на рубчатой рукояти.
Тьма полная, абсолютная, всматриваться бесполезно…
Звук повторился – протяжный скрип. Достаточно громкий – а может быть, лишь показался таким напряженно вслушивающемуся Руслану.
Теперь можно было определить и направление: от противоположной стены, вернее, от врезанного в нее небольшого окошка… Руслан бесшумно сдвинул флажок предохранителя, направил ствол в ту сторону. И ждал, что произойдет дальше.
Не происходило ничего.
Ну и что там скрипело? Открываемая рама? Ерунда, окна в их хибарке примитивнейшие, и распахнуть их никакой возможности нет… Даже форточки не открываются – за полным отсутствием таковых. Разве что…
Он сел – осторожно-осторожно – ожидая, что сейчас раздастся предательский скрип растянутой сетки кровати. Она, конечно же, скрипнула, – но едва слышно. Руслан замер. От дальней стены не доносилось ничего. Из-за перегородки слышалось шумное дыхание Ростовцева.
Ложная тревога? Звуки издавало остывающее дерево, нагревшееся за день?
Глаза постепенно привыкали к темноте, и Руслан уже мог различить прямоугольник окошка на другой, ближней стене: не то чтобы более светлый, скорее чуть менее темный…
А того окна, от которого донесся подозрительный звук, Руслан не видел… Он соскользнул с кровати – сетка вновь предательски скрипнула – неслышно сместился в сторону, вытянув руку с пистолетом и отчаянно сожалея об отсутствии прибора ночного видения.
Теперь понятно, что его разбудило: кто-то тихо и аккуратно подцепил раму гвоздодером или монтировкой, – и выставил. Но совсем бесшумно не получилось.
Затем Руслан увидел и второе окно, – кто-то, только что перекрывавший снаружи оконный проем, теперь отодвинулся, отошел совершенно неслышно…
Подхватив ватник, служивший ему подушкой, Руслан двинулся к двери, осторожно, не лязгнув, отодвинул засов – с неприятным чувством, что именно этого от него ожидают. Постарался сыграть неожиданно: присел на корточки чуть в стороне от двери, резко толкнул ее. Тут же швырнул ватник наружу, вправо, – а сам низом, перекатом, метнулся влево.
Выстрелы не прозвучали. Никто, купившись на обманку, не открыл огонь по безвинному ватнику. Никто, разгадав нехитрый трюк, не попытался всадить пулю в Руслана. Тишина.
Он тотчас же, вторым перекатом, ушел за угол дома, поднялся на ноги. Напряженно всматривался в ночь… И, кажется, кое-что разглядел.
Два пятна, светящихся в темноте, – совсем рядом друг от друга. Что за чертовщина… Неужели…
И тут прозвучал смех. Странный. Страшный. Нелюдской.
Руслан медленно поднял пистолет, направил на светящиеся пятна… Рука подрагивала – он удивился, и разозлился сам на себя.
– Нехорошо… Русланчик… Кто же так… старых друзей… встречает…
Голос, произнесший эти слова, принадлежал кому угодно, только не человеку… И глотка заговорившего существа привыкла издавать совсем иные звуки… Но Руслан уже догадался, чей черный массивный силуэт темнеет там, среди поросли молодых рябинок.
– Эскулап?.. – спросил он полуутвердительно.
– Не рад, гляжу… но ты меня искал… а кто ищет, тот найдет… или того найдут…
После каждого слова раздавалось неприятное зубное клацанье, но Руслан не обращал внимания… Сказать, что он был ошарашен, – ничего не сказать. Он никогда не принимал всерьез пьяные рассуждения Эскулапа о том, что мозг ликантропа по потенциальным возможностям не уступает человеческому. Что безмозглые твари, убивающие все живое, способное послужить пищей, – сродни младенцу, не осознающему пока, что творит. Что любой вервольф в идеале может обрести разум и способность сознательно управлять своими превращениями…