Однако при каждом переливании приходилось сталкиваться с массой неудобств. И дело даже не в том, как сильно расширялись зрачки Вал при виде свежей человеческой крови. В ее выдержке я не сомневался.

Тонкая игла, которую Рихтенгоф вводила мне под кожу, ужасно жглась. С развитием медицинских сплавов меня все меньше пугало серебро. Вторым большим минусом переливания стало ощущение похмелья. Часто сразу после принятия человеческой крови я убегал в туалет или на следующий же день падал в лихорадке и валялся в кровати до тех пор, пока мой организм не соглашался, что новые клетки крови не такие уж и противные.

Ну а третьей и самой большой занозой в исподнем стало то, что Вал запрещала мне пить. Алкоголь негативно влиял на качество крови, снижал самоконтроль, и я мог запросто пустить под откос все переливание одним бокалом виски. Если иглой в руке меня напугать нельзя, то сухим законом – ой как можно.

Со временем мы сократили количество переливаний. Последний раз я получал человеческую кровь больше двух месяцев назад. Пусть так оно и остается, хочу попробовать справиться со своими демонами самостоятельно.

– Один раз я почти превратился.

– Сколько раз говорила, чтобы ты не пил перед сном!

– Мне плохо спалось.

– Не ищи оправданий своему алкоголизму. – Вал отводит взгляд, наблюдая за бригадой, толпившейся вокруг кофеварки. – Хотя главное, что ты сдержался. Возможно, когда-нибудь мы найдем способ полностью подчинить твой неуправляемый рептильный мозг. И чужая кровь тебе не потребуется.

– Звучит здорово.

Мое внимание привлекает хруст гравия под колесами увесистого черного внедорожника, приближающегося к посту охраны. Вал тоже заметно напрягается, заметив подъезжающую машину.

– Кого это сюда принесло? – спрашиваю я.

– Служебная, – быстро отвечает Вал, выбрасывая стаканчик в урну. – Начальник станции. Мы вовремя успели.

– Давай свалим куда-нибудь в тень.

– Согласна.

Внедорожник въезжает в послушно распахнутые железные ворота. Мы даем неплохой крюк и встаем за железной стеной блока, спрятавшись под навес. Вал останавливается так резко, что я врезаюсь в ее спину, едва не расплескав горячий кофе.

– Смотри, – шепчу я. – Это у него аллергия на лесников?

– Ага. – Вал прищуривается. – Лицо знакомое, но вспомнить не могу.

– И чем ему лесники не угодили?

– Пойди спроси. Но Байрону нужны деньги, он сильно сюда рвался. – Вал усмехнулась. – Твой спектакль, возможно, спас его от финансовой ямы.

Из внедорожника выпрыгивает сначала водитель, суховатый старик с седой козлиной бородкой. За ним появляется среднего роста крепкий мужчина. Мне не удается хорошо его разглядеть – мешают солнечные очки на половину лица и шляпа, тень от которой закрывает все остальное. Роскошный зеленый костюм отдает духом мафии – цепи, медальоны, черные перчатки. Отряхнув брючину, он шагает в сторону станции.

– Джон Уоллес, – тихо говорит Вал.

– Вырядился как Коза ностра. Он кто вообще такой?

– Не особо за ним слежу. Знаю только, что инвестор. Вкладывается в селекционные исследования.

– Посреди леса?! – Я фыркаю. – И что, он тут новые сорта елок выводит?

– Хороший вопрос.

Пару долгих минут мы ожидаем возле стены, буравя взглядами блок станции. Через минут пять оттуда появляется огромная фигура Байрона Хэлла. Он торопливо проводит рукой по коротко остриженным белесым волосам и чуть не падает с крыльца. Явно перенервничал во время моего спектакля. Ему еще и финальную часть собеседования сейчас устроили.

Когда Байрон замечает нас в тени навеса, то останавливается, забыв, куда шел. Его круглое загорелое лицо озаряет дружелюбная улыбка, в синих глазах искрится благодарная радость.