– Блин! Вот я виновата, что тебя жена из дома выставила? Может быть, не стоило ей изменять?

– Ты мне еще поговори, малявка! Взрослая сильно стала? А ну, кыш отсюда, я сам все доделаю.

Я с радостью пошла в комнату смотреть телевизор, хотя бы отвлечься немного. Вечером включили новый боевик. Я уснула за просмотром экшена… Видимо, фильм был слишком интересный, а может, я просто вымоталась. Судьба Нинки-продавщицы похлеще любого экшена зацепила. Наверное, потому, что реальна и очень жестока. А она еще и улыбается этому Валерке, счастлива оттого, что он есть. До этого на нее вообще толком никто так не смотрел, а Валерка иногда даже "Нинок" зовет – приятно и по-свойски как-то.

Валерий Александрович

Подъехал к дому и сижу уже минут тридцать, смотрю на окна. Заходить не хочется. Хочется вернуться к Верочке, обнять, поцеловать мягкие податливые губы, провести рукой по нежным изгибам тела… Захватить в рот сосок, лизнуть, прикусить. Услышать тихий полувсхлип-полустон… Почувствовать ее влагу на пальцах, на языке, ее теплый нежный язычок на мне. Низ живота заныл, в штанах стало тесно. Нет, ну вот и как с таким настроением домой идти?

А там она. Двадцать пять лет вместе. Смотреть друг на друга тошно. Даже по имени называть не хочется. Пять лет уже не живем – сосуществуем, одна сплошная ненависть. Даже соседи и те в лучших отношениях живут.

Я скрипнул зубами: ведь уперлась же, не дает уйти. И ведь столько доводов обоснованных приводит: должен, обязан… То Катюшка должна подрасти… подросла уже, двадцать лет девке. По клубам полуголая бегает, совсем от рук отбилась. Так и хочется ремень в руки взять да отстегать по голым ляжкам.

Сдавил руль со злости. Конечно, сам виноват, разбаловал. Так ведь эта чуть что – сразу в крик!

«Девочек ругать нельзя, нужно баловать! Я тебе Андрюшку позволяла воспитывать, но он мужик, а Катю не смей!»

Вот и как ее воспитывать? Она ведь ни меня, ни ее уже не уважает, только деньги да шмотки новые требует. Мужиков уже сменила… Вспоминать тошно.

Андрей молодец, за него рад: и семья, и работает, проблем вообще никаких. А Катька… Слов нет. Одна сплошная нецензурная лексика…

Но нужно идти, не сидеть же всю ночь тут, завтра на работу. К лекции нужно приготовиться, первый курс давно не читал, уже подзабыл. Скорее бы Былкина из декретного явилась, а то такими темпами и сердечный приступ можно заработать. Все же не мальчик уже – из одного конца города в другой за пятнадцать минут добираться на дикой скорости. Опаздываю постоянно, даже студентам предъявить нечего. Водителя еще, как назло, найти трудно. Еще и общественной работой завалили…

Вера… Славная девочка, милая, добрая и наивная немного. Хотел ведь просто развеяться, а теперь уходить от нее не могу. Как мальчишка, стою в коридоре, прощаюсь по часу, к стенке прижимаю. Надоело, хочется быть с ней. Видеть только ее. И злость какая-то… постоянная.

Дома, как обычно, недовольная физиономия, взглядом словно препарирует. Господи, хоть бы за собой следить начала. Вроде не старая еще, морщин немного. А как наденет этот халат страшный – тошнить от нее начинает. Хорошо хоть, комната Андрея не занята и есть куда от этой сбегать.

А ведь когда-то девочкой милой и доброй была. Куда что делось? Мегера…

В холодильнике, как всегда, пустота. Если бы не Вера, с голоду бы умер. Ладно, пойду к себе, нужно к работе готовиться.

– Пап!

О! Неужели дома?

– Да.

– А ты мне денег дашь?

– Зачем?

– Ну как, помнишь, я же говорила, сумочка от "Качини".

– Сколько у тебя этих сумочек?

– Пап, я же ее под сапоги покупаю. Как я их со старой сумочкой сочетать буду? Меня же засмеют.